Читать онлайн Лана Каминская - Шипы и розы

1. Глава 1. Четверо из джентльменского клуба «Сорняки»

За твой успех пьёт королева!

(«Гамлет», У. Шекспир)

Воскресным вечером в джентльменском клубе «Сорняки» яблоку негде упасть. Сомнительной репутации заведение пользовалось огромной популярностью среди молодых людей в возрасте от семнадцати до двадцати двух лет, которые в будние дни протирали штаны, елозя теми по университетским скамьям, зевали от скуки за трудами великих философов, а в выходные спешили в клуб, где, развалившись на штофных диванах, пускали пыль в глаза таким же оболтусам, как они сами, а заодно и выбрасывали пару сотен фунтов на ветер, играя в вист или тратясь на крепкую выпивку. Содержался клуб исключительно на членские взносы, и попасть в него можно было только по рекомендации. Мало кто знал о его существовании, ведь снаружи для прикрытия красовалась вывеска солидного яхт-клуба, незнакомцев за порог не пускали, и вообще все дела велись в атмосфере совершенной секретности.

В этот вечер каждая партия длилась долго. Игорные столы стояли в ряд, и за самым последним сидела четверка с юридического факультета, и ни один из той компании не хотел проигрывать другому. Все четверо бились до конца, волнительно теребили карты в руках, изредка переглядывались друг с другом, курили дорогие сигары и потягивали бренди. Последнее в «Сорняках» наливали щедро и разбавляли только новичкам.

– Поднимаю ставку, – сквозь зубы и клубы дыма произнёс один из четверки, лениво потянулся к колоде в центре и цапнул две карты.

– Отвечаю, – ответил рыжий напротив, поправил платок на шее и глянул на циферблат золотых часов на цепочке, вытащенных из кармана клетчатого жилета и выложенных на зелёное сукно.

– Я пас. – Третий скинул карты, поднялся, вышел из-за стола и вернулся уже с бокалом, полным алкоголя карамельного цвета.

– Тим?

Вопрос был адресован молодому человеку, темноволосому и зеленоглазому, одетому по последней моде и с толстой сигарой, зажатой между средним и указательным пальцами. Всё в том юноше было красиво и по высшему классу: осанка, овал лица, манера сидеть, небрежно закинув ногу на ногу. И даже то, с каким видом он доставал банковские билеты из портмоне из крокодиловой кожи, было достойно одновременно и зависти (со стороны мужчин), и восхищения (со стороны женщин). Сам же Тим на себя не смотрел, по сторонам не оглядывался, время от времени довольно хмыкал и методично потягивал бренди бокал за бокалом, хотя уже и развезло не на шутку, и колода карт перед глазами начала двоиться.

– Вскрываюсь.

И Тим перевернул карты.

Рыжий недовольно вскрикнул, швырнул свои на сукно, вскочил с места и взъерошил редкие для своего возраста волосы.

– Опять всё спустил, – с горечью в голосе произнёс он, а приятель, сдавший партию минутами ранее, дружески похлопал его по плечу и предложил пересесть в малахитовые кресла, которые стояли сразу за игорным столом и предназначались для зрителей или тех завсегдатаев клуба, кто уже был настолько пьян, что садить его за карты было сродни обычной обдираловки.

– Чёрт, и как тебе всё время везёт? – воскликнул первый, когда Тим потянулся за выигрышем, состоявшим из нескольких монет золотом, серебряных запонок и пачки хрустящих банкнот.

– На прошлой неделе Генри сорвал банк, – со стороны малахитовых кресел выкрикнул рыжий.

– А на позапрошлой – Джефф, – поддержал Тим. – Так что это добро уже который день кочует из кармана в карман, пока кто-нибудь из нас четверых не пустит его на ветер. Вот, например, эти запонки были у меня в прошлом месяце. И сегодня снова. Скучно, господа...

– Отец убьёт меня, если я проиграю что-то больше, чем эта безделушка, – оправдывался тот, кого назвали Джеффом. Ниже всех ростом, он носил темно-синий пиджак, пошитый специально для него, а шею повязывал платком вызывающего оранжевого цвета. Друзья той вульгарностью восхищались, девицы – млели, и только профессора не первый раз делали выговор за неподобающий вид и грозили лишить стипендии.

– Вот я и говорю: скучно. – Тим зевнул и принялся тасовать колоду карт. – К гадалке ходить не надо – я уже знаю, чем закончится день. Сейчас ещё выпьем, потом поедем к мадам Лека. Там, как обычно, будут Шарлотта, Джейни и эта... с завитушками.

– Лиззи, – подхватил Генри.

– Лиззи. Фил, как обычно, нажрется, Джефф подарит Шарлотте чулки, а Генри в итоге не доедет до кампуса. И так каждую неделю. Вам не надоело?

– А что ты предлагаешь? – спросил рыжий, по совместительству оказавшийся тем самым Филом, который был весьма чувствителен к алкоголю. С тоской во взгляде он посмотрел на пустой бокал в руке, тяжело вздохнул и добавил: – Только не говори, что пора сменить клуб. Лично я из «Сорняков» ни-ни... никуда! Папаша думает, я хожу в «Золотую подкову», а я там только членство для вида оплачиваю.

– А мой думает, я сегодня в опере, – фыркнул Джефф. – Пожимаю руку таким же вычурным адвокатам, как он, и под тоскливое пение знакомлюсь с седыми старушками и их внучками, пресными на лицо и речи.

– Тим, а твой чего? Не бушевал больше после скандала на скачках?

Сегодняшнего счастливчика в вист передёрнуло. Скандал и правда был крупный и стоил отцу солидной суммы денег, чтобы его замять. Ещё пришлось выплатить штраф организаторам скачек за срыв мероприятия и возместить траты на лечение пожилой леди Гамильтон, которая чуть не сошла с ума от стыда, после того как Тим прикрепил ей на шляпку конский хвост и выдал это за последний писк моды. Разбитый королевский фарфор тоже влетел в копеечку, а позор на голову лорда Андервуда был такой, что с месяц тот не выходил из своего кабинета в банке Lloyds&Underwood, не встречался с клиентами, не выписывал ссуды и вообще не появлялся в обществе, чтобы, не дай бог, ему не припомнили выходку его развязного и неуправляемого сына.

– Мы с ним с тех пор не виделись, – выдавил Тим, и это было правдой. Лорд Андервуд наотрез отказался общаться с отпрыском и даже открытку на Рождество не прислал. – Но он регулярно пополняет мой счёт, о тратах не спрашивает, а больше мне разговаривать с ним не о чем.

– Вот повезло, – завистливо протянул Фил. – Мой заставляет меня на следующей неделе приехать домой. Видите ли, у его женушки именины, будет много высокопоставленных гостей, и либо я тоже покажусь, буду вежлив и обходителен, либо прощай дополнительная тысяча фунтов в год.

– Терять тысячу фунтов неосмотрительно, – покачал головой Тим. – Поезжай.

Фил сладко потянулся.

– Если бы вы знали, как мне лень. С отцом ещё можно встретиться, но как подумаю, что придётся на завтраке, обеде и ужине общаться с мачехой, то сразу тошнит.

– Ещё и в пять часов на чае, – прыснул в рукав Джефф.

– Все мы недолюбливаем наших мачех, – многозначительно заметил Тим, – но, как назло, зависим от наших отцов. И за что же нам такое наказание?..

– Один Генри – счастливчик, – протянул Фил. – Хоть его родная мать и умерла, но отец новой женой не обзавёлся. И наш приятель может бродить себе спокойно по дому и не дрожать осиновым листом, что случайно помешал «матушке» музицировать или задел локтем её любимую фарфоровую чашку.

Генри – широкоплечий, русоволосый, с голубыми глазами и в очках на цепочке – приосанился и довольно засопел. Он любил, когда ему завидовали, а делалось это крайне редко.

Чаще всего обсуждали Филиппа: его отец покровительствовал университету, в котором учился сын, и ежегодно отстёгивал крупные суммы на содержание кампуса и библиотеки.

Реже – Джеффа и Тима. Андервуд был настоящим щёголем, часто равнодушным до всех вокруг, холодным на чувства и скупым на комплименты. Профессора никогда его не хвалили, и держался он за стипендию только благодаря своей игре в университетском театре. Играл неплохо, и, самое главное, театр был единственной вещью, которая ему без притворства нравилась. После выпивки, карт и сигар, конечно.

– Зато у Генри есть кузина, – подал голос с малахитового кресла Тим. Вульгарно закинув ноги на подлокотник, он уже почти лежал, как на диване, и смотрел в потолок, постоянно зевая. С потолка на Тима тоже смотрели: то была огромная и тяжёлая хрустальная люстра, пыльная и старомодная. – И ещё неизвестно, что в итоге хуже.

Фил ударил себя кулаком в лоб.

– Точно! Помню, я был ей представлен на ежегодном университетском благотворительном ужине. Прости, друг, но страшнее и глупее девицы я не видел!

– Она ещё и вздорная, – вздохнул Генри. В обществе он обычно болтал немного, так как заикался, но при друзьях и в «Сорняках» чувствовал себя расковано, а потому и говорил чище, и даже в пять раз больше привычного.

– Она до сих живёт в вашем доме?

Генри кивнул.

– Ей прописали длительное лечение и еженедельные консультации у доктора Филсбрука. Вот отец и предложил ей поселиться у нас, чтобы не тратить средства, силы и время на поездки. Так она не только приняла его предложение, но и гувернантку с собой притащила! – От негодования Генри жахнул ладонью по креслу. – А та – настоящая грымза с кривым носом, редкими зубами и жутким французским акцентом! Каждый раз, когда я приезжаю домой, она заставляет меня сидеть и слушать, как она читает Вольтера. И, главное, отец радуется и во всём ей потакает! А мне и сдвинуться со стула нельзя во время этих кошмарных чтений! Ух! Так бы и проучил мерзавку!

– Гувернантку? – лениво поинтересовался Тим.

– Кузину Кэтрин. Она же приволокла в наш дом то страшилище.

– А что? – внезапно вклинился в разговор Джефф и снял с шеи платок, настолько жарко ему вдруг стало от волнения. – Это идея.

Тим приподнялся в кресле и спустил ноги на ковёр.

– Идея?

– Именно! – И Джефф щёлкнул пальцами так, словно ощущал себя гением. – Тим прав: мы только и делаем, что тягаем одни и те же запонки из одного кармана в другой. Скучно! А ведь можно развлечься на полную, оторваться, так сказать, пока у нас снова не начались нудные лекции и этот крикет. Брр.

Джефф Пирсон терпеть не мог крикет, как, впрочем, и футбол, и регби. Он вообще не любил спорт, предпочитал всегда отсиживаться на скамейке, притворяясь по очереди то больным, то слишком занятым подготовкой к экзаменам, чтобы тратить ценное время на беготню и прыжки.

– И как же ты предлагаешь развлечься? – задал вопрос Фил. – Почитать вслух Вольтера?

Все четверо громко загоготали, чем тут же привлекли внимание других членов клуба, а заодно и мистера Пайка, который, заложив руки за спину, ходил с угрюмым видом из угла в угол и следил за порядком и тишиной. Мистер Пайк уже много лет числился среди персонала «Сорняков», внешне сильно походил на напыщенного пингвина, знал в совершенстве три языка и всех завсегдатаев клуба в лицо и по имени, но по большей части все дни молчал и раз в год ездил отдыхать в Европу на воды. Жены у него не было, детей тоже. Дома его ждали только лохматая собака и попугай в клетке.

Джефф недовольно скривился.

– Да ну тебя. Читай, если хочешь, а я предлагаю авантюру для настоящих мужчин – рыжим не понять!

– Но-но, – зарделся Фил, но был остановлен Тимом.

– Для настоящих мужчин, говоришь?

– Слушайте внимательно.

Джефф поманил приятелей ближе к своему креслу, и когда все четыре головы сомкнулись в заговоре, страстно зашептал:

– Все мы ненавидим наших мачех... А Генри – кузину. Все мы сто раз желали им поскользнутся на лестнице, переломать ребра или отведать стейк с мышьяком... Да чего только не желали! – Никто ему не ответил, видимо, каждый про себя размышлял, какую именно гадость лично он вынашивал в голове в отношении неродного ему человека. – Пришло время от мыслей перейти к действиям. Предлагаю позабавиться над нашими «любимыми» дамами. Тим, когда у нас очередной благотворительный ужин?