Широкий Дол - страница 65

– Беатрис, дорогая, ты за весь день не съела ни крошки, – ласково укорила меня мама. – Постарайся, детка, съешь хоть что-нибудь. Ты выглядишь страшно утомленной.

Гарри поднял на меня глаза и, заметив мое бледное и напряженное лицо, сказал:

– Она просто горюет, мама. – Он поднялся с кресла – он, как всегда, сидел у камина напротив мамы, – пересел ко мне на диван и ласково взял меня за руку. – Бедная моя Беатрис! – с нежностью сказал он. – Ты не должна так печалиться. Папе это не понравилось бы.

Я заставила себя улыбнуться, но в сердце у меня царил леденящий холод. Потом вдруг мелькнула пронзительная мысль: Гарри знает, что Ральф мертв, и просто скрывает это от меня, желая меня поберечь.

– Понимаешь, у меня такое ощущение, будто вот-вот случится что-то ужасное, – сказала я, беспомощно пожав плечами. – Я сама не знаю, отчего мне так кажется. По-моему, мне сразу стало бы легче, если бы то несчастье, которое мне мерещится, и впрямь случилось. Тогда я могла бы думать, что беда нас уже миновала.

– Это как волшебное число «три», – совершенно не к месту сказала моя мать, бросив на меня странно проницательный взгляд. – Но ведь у нас, кажется, все в порядке? И больше ничего плохого не случилось, не правда ли, Гарри?

Гарри потрепал меня по руке; но даже его участие и нежность были не в силах преодолеть мое холодное отчуждение.

– Нет, мама, не волнуйтесь, ничего у нас не случилось. И ты не волнуйся, Беатрис. Все хорошо. Да и что может еще у нас случиться? Ты, Беатрис, просто переутомилась, а у вас, мама, в голове одни волшебные сказки. Завтра утром нам всем, надеюсь, станет уже гораздо легче.

Но и завтра утром мне легче не стало. Ни завтра, ни послезавтра. Конечно же, думала я, теперь его уже кто-нибудь да нашел. Мег, его мать, наверное, вернулась домой, увидела, что там никого нет, а дверь распахнута настежь, и стала звать его, а потом, возможно, прошла немного по тропе. Или сходила в деревню и позвала кого-нибудь, чтобы помогли ей искать сына, и они, разумеется, вскоре его нашли. Угодившего в собственный капкан. С переломанными ногами. А может, и мертвого… Я сидела у себя в комнате на подоконнике, глядя в сад, и, сама того не сознавая, щипала собственные запястья, так что в итоге на них появились красные пятна. Чем эти медлительные и ленивые люди могут быть так заняты, если никто до сих пор Ральфа не обнаружил? Разве можно считать Мег любящей матерью, если она до сих пор не встревожилась, не почувствовала, что с ее сыном случилась беда, не начала его разыскивать?

Снова и снова перед глазами моими возникала одна и та же сцена: весть о смерти Ральфа приносят в деревню, деревенский плотник начинает мастерить гроб, кто-то из наших слуг рассказывает о случившемся Гарри или маме; ну а мне моя горничная Люси уже поведала шепотом всю эту историю. Всевозможные сплетни кипят и в деревне, и у нас на кухне. Мне надо быть терпеливой. И постоянно следить за собой, чтобы на поверхности не было заметно ни промелька той бури, что бушует в моей душе. Хотя теперь-то, надеюсь, они уже должны были бы его найти!

Я встала, собираясь спуститься вниз и позавтракать вместе с мамой и Гарри. Пошел уже пятый день – и по-прежнему никаких новостей! Нет, сегодня новости будут наверняка. И я должна быть к этому готова. Уже коснувшись ручки двери, я обернулась и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Глаза мои светились прозрачной зеленью, и в них не было заметно ни капли горя или отчаяния. Черное платье выгодно подчеркивало выразительную бледность моего лица. Я была воплощением дочери-красавицы, горько оплакивающей смерть горячо любимого отца; в моем облике не было ничего от той мстительной богини, какой я была всего несколько дней назад. Ничто не выдавало моего тайного напряжения, хотя у меня самой было такое ощущение, словно кожа на голове и вокруг глаз натянута как-то чересчур сильно. Я действительно очень тосковала по отцу, тосковала так сильно, что постоянно плакала, оставшись одна. И Ральфа мне тоже очень не хватало, а при мысли о том, что я с ним сделала, я испытывала чисто физическую дурноту. И все это время, несмотря на мой относительно спокойный внешний вид, в душе моей кипел водоворот страстной тоски и желания, и сердце мое постоянно отзывалось болью при мысли об этих двух мужчинах, благодаря которым минувшее лето стало для меня таким чудесным. Всю весну и все лето я чувствовала любовь и заботу своего отца, да и Ральф тоже любил меня, и ласково поддразнивал, и страстно ласкал, когда мы лежали рядом долгими ленивыми летними полуднями.