Гнусная, ординарная человеческая суета.
Решив перекусить, фермер подогнал свой тракторишко к обочине.
На глазах равнодушной ко всему шоферни, он расстелил на старом пне позавчерашнюю газетку, выложил нехитрую закуску, выставил чекушечку водочки. Сто граммов, не больше, даже и неполная чекушечка. У каждого свои устоявшиеся привычки. Вот свои сто граммов фермер поднял, отвел локоть в сторону, торжественно задирая голову, и в этот момент кто-то требовательно похлопал его по плечу.
– Иди ты! – сказал фермер, зная, что местные алкаши чуют запах алкоголя за версту.
Ему не ответили.
Тогда он обернулся.
Прямо на фермера, опираясь на блестящие, как бы под собственном весом расползающиеся спиральные кольца, пристально, даже загадочно смотрел гигантский питон.
Настоящий.
Не придуманный.
Фермер и раздумывать не стал.
Одним движением он отшиб у чекушечки дно, и с «розочкой» в руке, бросился на вторгнувшегося на его территорию питона. Особой веры в успех у него не было, он надеялся на помощь земляков – машины мимо по шоссе так и катили. По словам Сашки Скокова, а Скокову можно верить, битва Геракла со Змеем длилась минут двадцать. Кровь хлестала фонтанами. Иногда опутавший фермера питон отбрасывал свой хвост чуть не под колеса КАМАЗов и ЗИЛов, иногда крик фермера превышал допустимую норму децибел, но ни одному водителю в голову не пришло остановиться и спросить, не причиняет ли гигантский питон неудобств данному виду человека?
Недавно узнал, что моего прадеда звали Фима. Имею ли я право незамедлительно подать документы на выезд из страны?
Шурик хмыкнул.
Автобус перебежал деревянный мост.
Очень старый мост, судя по простой деревянной конструкции.
Багровые листья осин на высоком берегу мелкой речушки трепетали, как флажки на праздничной демонстрации. Июльский, уставший от жары лес походил на театральную декорацию, перенесенную со сцены на пленер, фальшивую и в то же время невероятно живую. «Пятнадцатого меня убьют», – вспомнил Шурик. Какая самоуверенность! Впрочем, далеко не каждый может так смело заявить о своем последнем дне. Наверное, у бульдозериста Лигуши, наряду с недостатками, имелись и какие-то достоинства.
Отдам бесплатно зуб мамонта.
Человек бескорыстный! – восхитился Шурик.
Плевать ему на рыночную экономику, романтик, наверное.
Целый зуб мамонта! Не молочный, небось. Безвозмездно и бескорыстно. Кому-то очень сильно нужен зуб мамонта, он готов выложить последние миллионы, а тут нате вам: бесплатно! Человек не требует тепленького местечка в зоопарке, не унижается, ничего не просит. Хорошо, что у нас в стране сохранился такой человек.
Усталый мужчина шестидесяти с немногим лет, образование среднее, коммунист, ищет ту свою половину, которая все выдержит и выдюжит, не продаст и не предаст, а в роковой час печально закроет остекленевшие глаза милого друга, поцелует его в холодный желтый лоб и, рыдая, проводит туда, откуда не возвращаются даже коммунисты.
Шурик содрогнулся.
Желтый холодный лоб.
Рыдая и плача. Не продаст и не предаст.
Кто может сказать про себя такое? Кто поцелует в желтый холодный лоб?
Уж точно не рыжая. У нее глаза злые. И не будут рыдать над тобой приятели в спортивных костюмах. И не потянутся они онемевшими губами к желтому холодному лбу отходящего в лучший мир коммуниста. И не зарыдает над усталым мужчиной шестидесяти с небольшим лет хмурый богодул, измученный икотой внезапного похмелья. И не хлынут слезы черных, как ночь, таджиков…
