— А когда я тобой беременна была, что творил! Знаешь? Чуть к подруге с двумя дочерьми не ушёл! Хотел меня бросить! Целыми днями у стервы пропадал. Не нужна ты была папаше. Лучше б ушёл, чем остался! Всем нам без него хорошо бы было!
— Мама, мне жаль, — тихо вымолвила десятиклассница, слышавшая эту историю неоднократно.
Женщина печально посмотрела на подростка и погладила её по голове.
— Я лягу с тобой, полежу немного.
Александра Григорьевна примостилась рядом, накрылась одеялом и продолжила жаловаться. Почитать книгу не удалось. Так и уснули вместе мать и дочь под одним одеялом.
Солнце вернулось на небосвод, хоть и грело уже по-зимнему. Ноябрь подходил к концу, приближая декабрьские деньки и Новый год.
Огороды вскопаны, сараи для скотины утеплены. Жизнь шла своим чередом.
Поспелова практически перестала злиться на Сэро и Камиллу, решив отпустить наивные мечты и бесплодные надежды. Пусть всё будет как будет. Пусть Камилла наслаждается отношениями с Сэро, а Люба продолжит жить дальше. Она пару раз видела их болтавшими в коридорах школы — сердце горестно ёкнуло, но тихоня задушила тоску в зачатке ради собственной душевной стабильности.
Девочка позволила себе сходить в гости к Овчинникову. Паша встретил её радушно, напек вафель и вообще оказался весьма гостеприимным хозяином. Его мама очень понравилась Любе, как и Люба — ей. Юркая маленькая приветливая женщина оказала школьнице тёплый приём. Людмила уважала личное пространство единственного сына и не стала напрягать своим присутствием молодежь, уйдя к подруге.
Домик состоял из крошечного коридора, крошечной кухни, крошечного зала, где спала мать, и крошечной комнаты самого Паши. В низком старом жилище от силы было квадратов тридцать, если не меньше. Он достался приезжим Овчинниковым в качестве благодарности. Людмила доходила одинокую бабульку, бывшую хозяйку, а та переписала на неё хату.
Люба пригрелась у Паши в гостях. Тепло, приятно, чисто, ей тут рады — чего ещё для счастья надо? Маленькие домики казались ей более гостеприимными и уютными, чем огромные махины с переулка. Ребята прочесали языками весь день: одна тема перетекала в другую, потом — в третью, потом они шли кушать, смотрели телевизор, опять болтали — и так до вечера.
На следующие выходные Люба, встав пораньше и переделав хозяйские дела, опять рванула к Овчинникову, который её ждал. Они валялись вдвоём на Пашиной кровати и разговаривали. Потом пришёл Сашка Конохин, нажарил гренок на кухне, организовал стол с чаем и конфетами, и толпа потопала в зал на материн диван смотреть ужастики.
Когда ты не одинок, все тяготы и невзгоды переносятся намного легче! Люба брела в школу и размышляла, не замечая ничего вокруг. Впрочем, как обычно. Поспелова никогда не интересовалась внешним миром и не была наблюдательной. Ей всегда в дороге было над чем подумать, поразмышлять, помечтать. Девочка так погружалась в себя, что, очнувшись от грёз, замечала, как на неё пристально косятся прохожие. Видимо, ловили её на болтовне вслух с самой собой.
«Даже если из-за Камиллы мне будет закрыта дорога на компанейские собрания, то к Паше я всегда могу прийти в гости или погулять с ним! Надеюсь, Камилла не постарается меня вытравить от Паши подальше и оставит хотя бы его», — Люба вспомнила, как нехорошо бывшая подружка поступила с ней несколько лет назад, и ей поплохело.
