Сэро внезапно остановился и рывком повернул рыдающую сверстницу лицом к себе. Поспелова, стыдясь собственного плача, начала вырываться, пытаясь отвернуться.
— Так, всё, успокойся! Хватит, говорю! Твою ж мать… Успокойся, Люба! Я ничего никому не скажу. Впрочем, и не собирался. — Старшеклассник полез в карман рюкзака и достал чистенький, аккуратно сложенный мужской носовой платок. — На, дарю! Приведи себя в порядок. Делай это на ходу. Хорошо, хоть не красишься — щас бы в потёках туши была… И да, из школы вместе домой идём. Попробуй только убежать от меня! Встречаемся на перекрёстке Набережной и Красной. У тебя шесть уроков, у меня — тоже. Дежуришь сегодня?
Тихоня отрицательно замотала головой.
— Вот и прекрасно! Заодно проясним кое-что. Как ты сказала? «Я поняла, что знакомство закончилось. Не общаемся давно. К чему раскланивания»! — слегка передразнил попутчицу брюнет. — Так, или я что-то упустил?.. Чего молчишь?!.. Не слышу ответа, Люба!
— Ничего не упустил, — еле промямлила она.
— Точно?!..
— Да.
— Ну слава Богу! Опять дураком благодаря тебе выглядеть я больше не хочу!
Девочка ничего не ответила. Подростки подошли к территории школы. Ибрагимов увидел одноклассника, помахал ему рукой. Тот остановился в ожидании.
— До встречи после уроков, Люба! Не вздумай удрать, пожалеешь! Напоминаю на всякий случай. Ах да, забыл: с твоей Виноградовой я не встречаюсь, так что не смей больше моим друзьям такое говорить! Меня подобные сплетни не подбрасывают, поняла? — Сэро нагло усмехнулся ровеснице, оторопевшей от услышанного, и исчез вместе с приятелем в проёме школьных ворот.
***
После неожиданно-неприятного утреннего диалога Поспелова тряслась от страха перед разборками, предстоявшими после обеда.
Люба видела и раньше, что Сэро не подарок. Что он может быть агрессивным и опасным. Наблюдая не раз его манеру поведения в коридорах, тихоня почему-то наивно умудрилась решить, что именно её ровесник обижать наверняка не будет.
«Забыла, как перепугалась от налёта на мосту после злополучной химии? Эх, дурёха! — отчитывала школьница саму себя. — Поэтому сейчас так крепко налипла! Он, оказывается, не встречается с Камиллой и злится, что я растрындела обратное. Блин горелый! Теперь Сэро принимает меня за сплетницу! Но я услышала чётко, что у него с Виноградовой отношения. Илютина и Бутенко не сочиняли же на ходу специально для меня! Что плохого в моих прогулках к Паше? Он вполне безопасный и такой добрый!»
Девушка чувствовала себя виноватой перед Сэро, запуталась в мыслях, выводах и чувствах. Все уроки напролёт она пыталась предугадать, о чём будет разговор и чем закончится. В голову лезли всякие ужасы, заставляя ещё больше паниковать. Чем ближе подходил конец учебного дня, тем сильнее Поспелову пробивала крупная дрожь.
Злость Ибрагимова на самом деле была легко объяснимой. Наглый матёрый старшеклассник свысока посчитал наивную ровесницу эдаким любопытным запуганным зверьком-диковинкой и самоуверенно записал её в средство от скуки. Его устраивало, что миловидная Люба сидит дома, остерегается парней и нос за калитку не показывает. Повеса бы с ней не церемонился, если б не опасался, что Имир и Алмаз по шапке ему настучат.
Потехи ради Сэро решил держать Поспелову рядом, но не близко, чтобы девчонка губу на большее ненароком не раскатала. Он уверовал, что Люба является его имуществом, поэтому, когда услышал о посиделках в Пашкиной хате с утра до вечера, здорово обалдел. Добыча уплывала к Овчинникову — мелкому тощему коротышке, которого повеса совсем не воспринимал как конкурента.
