Сэро, одурманенный негой сна, необъяснимо затосковал и твёрдо решил в понедельник помириться. Но, освободившись к раннему вечеру воскресенья, он понял, что, пока есть пара свободных часов, ждать до завтра не намерен. Брюнет сел на велосипед и по зову интуиции поехал искать встречи с тихоней, почему-то уверенный, что на Солнечном 27 её сейчас точно нет.
Ибрагимов навестил две ближайшие городские библиотеки – пусто. Осталась надежда на третью, что была расположена в глубине города, далеко за территорией первой школы.
***
В пустом здании было слышно, как тикают часы. Две работницы, решившие, что посетителей под конец рабочего дня больше не будет, уединились в подсобке попить чаю и посплетничать.
Мёртвая тишина. Лишь старые ковры поскрипывали под подошвами кроссовок.
Люба, вконец удручённая размышлениями, где и как надо прятаться, чтобы не попасться на глаза близнецам до конца мая, подняла на тихий скрип красные заплаканные глаза и, едва увидев Сэро, заходящего в читальный зал, стала белее смерти. Воздух в лёгких закончился, от внутреннего напряжения мышцы лица заныли, а корни волос на голове ощутимо встали дыбом. Она инстинктивно глянула на открытые окна – спасительный путь наружу перегораживали решётки.
«Даже если б их не было, ты бы не успела выпрыгнуть! Он слишком быстрый, знаешь же! Не скрыться, – обречённо подумала школьница и с ужасом вперилась взглядом в Ибрагимова, ожидая своего конца. – Никого нет как назло. Будет он здесь бить меня или поукромнее место найдёт?»
Брюнет, не подозревая, насколько мрачные идеи гуляют в голове ровесницы, расценил её реакцию на свою персону иначе: решил, что объясняться насчёт прошлого поведения придётся больше, чем хотелось бы.
«Ой, объяснюсь, ну и подумаешь!» Повеса спокойно подошёл, уверенно опустился на стул рядом, повернулся к девушке, подперев подбородок рукой, да бодро выдал:
– Привет!
Поспелова, понимая, что ответить от шока совершенно не способна, потому что язык напрочь онемел, низко опустила голову, чтобы волосы закрыли лицо. Схватив оцепеневшими пальцами журнал, закапанный слезами, она боязливо отсела от парня из середины стола на последний третий стул.
Ибрагимова её диковатое поведение удивило и позабавило. Пересаживаться следом на опустевший стул он не стал, лишь развернулся полубоком.
– Ага, понятно. В молчанку играем. Ладно, тогда ещё раз: привет, Люба! – ненавязчиво повторил цыган, но, опять встретив полный игнор, поинтересовался с нажимом: – Ты оглохла?
– Привет, – хрипя, сумела выдавить она, собравшись с духом во избежание худшего поворота событий, так как помнила, что Сэро церемоний не любит.
– Фу-у-у-х, а я уж думал, что оглохла! – беспечно пошутил десятиклассник, игнорируя её кислую мину, и невинно поинтересовался: – Как дела?
– Нормально.
– У меня тоже нормально. Что читаешь?
Люба хмуро уставилась на него.
– Тебе зачем?
– Что «зачем»?
– Знать, как у меня дела.
– Для приличия. Давно тебя не видел. А ты зачем гусыню из себя строишь?
– Гусыню? – не поняв, нахмурилась ещё больше соседка по столу.
– Ну не гуся же! – рассмеялся повеса и, не удержавшись, выпалил: – Блин, Люба!.. Хватит дуться! Давай помиримся, а?! Я соскучился, в конце концов…
– По кому? – наплакавшаяся за два дня, Поспелова, напрочь затурканная навязчивыми думами, не поняла с первого раза смысл сказанного.
– По тебе, – мягко повторил Сэро и добродушно уставился на неё.
