Маша грустно кивает.
– И Витюша твой – он такой же. Надо же, песни он пишет. Русский рок! Да потому и русский, что он по-английски не понимает ни хрена. И учиться не хочет. Так что я тебе реально говорю – уезжай и оставайся, – Она гремит чашкой и смотрит на Машу из-под стриженой челки, – Нечего тут ловить. Английский у тебя как родной. Такой случай дается только один раз.
– Да не хочу я там оставаться.
– Ну и зря. А я бы на твоем месте точно осталась.
Маша смотрит на магнитик. На магнитике – пальма и фальшиво-лазурное море.
– Тебе хорошо, Светка, – говорит она задумчиво. – У вас с Даником – любовь. А у меня… даже не знаю.
– Лозинский не такой. Он с отцом в Англии был уже два раза. Если что, у него вообще проблем не будет там учиться. Или работать. Без гранта без всякого.
Тут Светка останавливается. Берет тирамису с тарелки. На ее лице гордость. Конечно, ведь у нее есть Дан (он просит, чтоб его Даном называли, а не Данилом и уж точно не Даней).
Маша улыбается. Губы у нее – как нарисованные, алые без всякой косметики.
– Ты меня тоже будешь этим грантом попрекать? – спрашивает она.
– И не подумаю.
– Какой смысл от этого гранта? У нас с матерью денег ни копейки. А кредит ей не дадут, я уже спрашивала.
– Не дадут?
– Мать, мне кажется, вообще против. Она так-то вслух не говорит, но…
Маша отводит взгляд. За окном кухни – мерцающие огнями высотки. Светка туда не смотрит, она осторожно берет чашку за ручку, пьет остывший чай.
– А что говорит? – интересуется она.
* * *
– Нет, будь она постарше… ну хотя бы года на два… а так – что это: пятнадцать? Вы же все не хуже меня понимаете, Лариса Васильевна.
Женщина лет сорока держит трубку возле уха двумя руками, будто та свинцовая. В кафе на четвертом этаже – приглушенный свет. Больше никто не придет, из офисов все разбежались.
– Неправда, неправда, – возражает она в трубку. – Там как раз все было честно. Маша отослала свои работы. Сочинение на английском. Вы же знаете, с этим у нее… Да. Нет. А зачем школу извещать? Это негосударственная программа… И потом, а если бы мы ничего не выиграли? Пошли бы только лишние разговоры…
Женщина умолкает. На том конце провода ей внушают что-то – громко и настойчиво, по-учительски.
– Да я с вами полностью согласна, Ларисочка Васильевна, – говорит женщина, перемещая трубку к другому уху, – Я как мать полностью себе отдаю отчет… Но мне кажется, не надо ставить вопрос так однозначно… безапелляционно… Вот вы бы свою дочку… Что?
Несколько минут она слушает. Ее лицо меняется.
– Ну да, конечно, – говорит она другим голосом, – Тут вы правы. Я тоже эту передачу смотрела… по НТВ, да… А вот в Турции мы как раз и не были. Мы этим летом отдыхали в Ялте…
Урчание в трубке сбавляет обороты.
– И не говорите, Ларисочка Васильевна. Кипарисы, акации… как в детстве… И Машеньке так понравилось. Она даже познакомилась с одним мальчиком… Ну, такой черномазенький, из армян, наверно… Нет, ничего серьезного. Что вы. Она у меня еще…
Разговор переходит в правильное русло. Женщина улыбается. Рассеянно оглядывается на аккуратные ряды столиков, смотрит в окно: там темнеет… Кассу сняли, теперь прибраться немножко – и можно закрывать.
* * *
Витя выходит из ванной. Ноутбук несет перед собой – на всякий случай. Замедляет шаг, прислушивается: никого. В родительской комнате о чем-то рассказывает телевизор.
«Acer» он кидает на диван. Берет в руки гитару, прижимает пальцами струны. Бррень! – звучит вялый аккорд. И гитара тоже летит на диван.
