Школа. Остаться в живых (сборник) - страница 16
Ей хочется его ударить. Потом она понимает, что сделать это довольно трудно. Можно просто закрыть глаза и не видеть. Так гораздо легче.
Гитара, отброшенная на пол, обиженно звенит.
Витюша очень неловок. Ему так и не покоряются отдельные детали Машиной одежды, как сказали бы раньше. Но он не останавливается. Его ждет немало открытий.
Вот только неудобно и тесно на этом диване. Особенно если не вполне знаешь, как все должно быть.
– Тихо ты, – шепчет он, – Тихо.
Он зажимает ей рот рукой. Все-таки соседи могут пропалить. Хотя ей уже не больно. Да, в общем, все уже и кончилось.
Глаза у Витюши – блестящие, выпуклые.
На нем футболка с «Арией».
На потном носке – дырка.
Маша прячет лицо в подушку.
– Застирай покрывало, – говорит она оттуда, – В холодной воде.
И еще, чуть помолчав:
– Я тебя ненавижу.
И следующий день тоже наступает, как и все остальные перед ним. Этим следующим утром Маша входит в класс, чуть заметно улыбаясь. Захлопывает за собой дверь. Но не замедляет шаг. И не смотрит ни на кого.
Она смотрит на Светку.
– Я пошутила, – успевает сообщить Светка, и вслед за этим ее сердце обмирает и проваливается куда-то вниз. А сама она вылетает из-за стола в проход, несколько неуклюже и не вполне самостоятельно. Потому что рука у Машки совсем не слабая.
– С-с-сволочь, – Машка сжимает пальцы, – Ты умрешь.
Слыша это, Дан Лозинский поднимается во весь рост – там, у окна – и делает шаг к Машке. Витюша вскакивает тоже и что-то кричит, но его никто не слышит, потому что все говорят одновременно. И все бросаются в одну сторону. А кто-то, кажется, лезет за мобильником – подснять на видео.
Все это было бы похоже на скверный фильм, если бы не происходило прямо сейчас.
– Ты не будешь жить, – твердит Машка.
– Дура сумасшедшая!
С этими словами Светка вырывается и отскакивает прочь. Даник крепко обнимает Машку сзади. Это выглядело бы довольно эротично, если бы фильм начался именно с этого момента. Да на нем же и кончился.
– Ма-ша, – шепчет Даник ей на ухо.
Она могла бы его ударить. Но она просто закрывает глаза.
– Я все знаю, – говорит он. – Я уже все знаю.
Если бы это и вправду был фильм, оператор показывал бы только их двоих. Остальных как бы и нет здесь. Остальные не нужны.
Кому нужен Витюша, герой-любовник в потных носках? Кому нужна старая ворона Лариса Васильевна, которая мгновение назад отворила дверь и застыла, щелкая клювом от возмущения? Кому нужен жирный задрот-охранник, который что-то услышал и уже поднимается по лестнице, чтобы успеть столкнуться в дверях с убегающей Светкой? Да кому нужна и эта Светка, ревнивая дура, из-за которой вся эта история закончилась, как сказали бы раньше, идиотским фарсом?
– Я не понял сразу, прости, – говорит Даник Маше на ухо.
Очень нежно.
Девчонки подходят тоже. Кто-то по-дружески берет Машку за руку. Пальцы у Машки длинные, красивые. Только ноготь она успела сломать.
– Что здесь происходит? – вопрошает Лариса Васильевна.
Да как бы и ничего.
Все чудесно.
Можно начинать урок истории. Про которую еще Уинстон Черчилль говорил, что она никого и ничему не учит.
Он врал, этот Уинстон.
Все видят, как Даник собирает вещи и садится рядом с Машкой. Рисует для нее в тетрадке какие-то загадочные круги. Все видят, как она улыбается сквозь слезы.
– Кстати, я с папашей поговорил, – шепчет он ей. – Он же у себя в банке в кредитном комитете заседает. Он денег даст, вообще без проблем. Понимаешь?