Сирена гудела несколько раз, похоже, призывая меня вернуться. Ноги пока шли, шоколад не закончился, воду я нашла в углублении пня, и даже наткнулась на поляну с черникой. По пути попадалась кислица и земляника, их тоже отправляла в рот. Ещё здесь имелись съедобные грибы, но жевать их сырыми, я не рискнула.
Про то, что я умру где-нибудь в лесу, старалась не думать. Познания по географии про север и юг тоже ничего не дали, я понятия не имела, где нахожусь и куда идти.
Ночь я провела на мягком мху в углублении корней среди молчаливых елей и сосен в компании с толстой веткой, которую положила под бок, чтобы в случае чего воспользоваться. С палкой в руке я чувствовала себя чуть более в безопасности.
Краткий сон урывками, назойливые кровососущие, из-за которых пришлось задыхаться под футболкой на лице, ранний подъём и снова вперёд.
Удивительно, что дождя не было, лес просох, просохла и моя одежда. Туман тоже особо не беспокоил, лесные звери не попадались. Шоколад я расходовала экономно, утром одна порция, вечером вторая – последняя. Мысль о том, что я заблудилась, повергала в панику. Не надо было углубляться в лес, голова включилась слишком поздно.
Док, видимо, судил по себе, когда сказал, что я найду дорогу. Во вторую ночь я всё-таки крепко уснула ближе к утру, поэтому проснулась не с зарёй, а с утренним дождём и неясной тревогой. Оказывается, меня разбудил далёкий, еле уловимый вой сирены. Я села, стряхивая с себя остатки сна. Зачем я убегала от колонии, надо было вернуться и найти грунтовку. Конечно, я боялась собак. Но не умирать же от голода и холода. Ещё пару дней, я лягу, чтобы больше не подняться.
Вставала я этот раз, действительно, через силу. Немного пройдя, я наткнулась на нору, выкопанную каким-то зверем. Внутри норы было сухо, дно её устилали сухие иголки и мох, звериного запаха вроде не ощущалось. Забравшись в нору задом наперёд, я поняла, что не могу больше двигаться. На дурном адреналине смогла утопать от лагеря, но сегодня силы покинули меня окончательно. Не зря док сказал про постельный режим.
День и следующую ночь я лежала в норе, то проваливаясь в тяжёлый вязкий сон, то просыпаясь. Ночью очнулась от страха, что вот-вот задохнусь, и меня уже погребли в землю. Днём стало легче, в нору проникал свет, ужасы могилы схлынули. Дождь, шелестя снаружи тихой колыбельной, убаюкивал мою волю, манил остаться, отдохнуть, выбросить из головы безрадостные мысли.
Следующим утром я на четвереньках выползла из норы, у моего организма оказалось слишком много потребностей. Встать удалось не с первого раза. Чуть-чуть размяла занемевшее тело, с тоской оглянулась вокруг. С широких листьев какой-то травы слизала воду, пощипала ягоды. Куда идти?
Ноги еле шли, казалось, что вокруг ничего не меняется, и я брожу по кругу. А если вернулся полковник? Ему не нужна моя смерть, он должен меня защитить, он ведь не знал о волчаре, я не сказала ему. Мысль стала якорем среди неопределённости и страха. Отдохнув на мягком мху, теперь мои остановки становились всё чаще, я поднялась и двинулась в сторону звука.
В лесу я погибну, через день – два лягу и не встану.
Сирена раздавалась ещё не раз. Я медленно шла на звук, замирая от ужаса каждый раз, когда он долго не повторялся. Когда день повернул к вечеру, лес неожиданно расступился, и я вышла на взлётную полосу. Дождь, зарядивший с утра, вымочил меня до трусов, только спина под рюкзаком осталась сухая.
