***
Вот и наступил новый день. Ида спешила, боясь опоздать. Она с лёгкостью львицы перемахивала через напоминающие сахарную пудру сугробы, соседствовавшие с замёрзшими лужами, противоречиво смотрящимися в симбиозе на зимнем пейзаже.
Ида чуть не пробежала знакомую дверцу, но, резко остановившись напротив магазина, отдышалась и медленно скользнула внутрь. Старинные часы под потолком, покоящиеся напротив входа, показывали восемь часов пятьдесят семь минут. Ида с облегчением вздохнула и принялась снимать пушистую шубку.
Внезапно загадочная дверь отварилась. Владелец магазина, пошатываясь, вышел из неё и одобрительно взглянул на запыхавшуюся и разрумянившуюся барышню. Далее он перевёл взор на часы и, незамедлительно нахмурив густые брови, злобно промолвил:
– Я же сказал тебе: «Без опозданий».
Ида оторвалась от привычных действий. В её испуганных глазах отражалось лицо хозяина, становившееся ещё более некрасивым, чем при спокойном утреннем свете и гармоничном ему выражении, от негативных эмоций, которые источало всё его существо. Ида, волнуясь, ответила:
– Но ведь до девяти ещё три минуты.
– Какие три минуты?! Откуда ты, корова, взяла эти цифры?! – стремительно и жутко приближаясь, вопрошал продавец.
– Посмотрите на часы, – послышался тихий голосок леди.
Василий Ефимович мигом обернулся и спустя секунду, громко рассмеялся.
– Ах, какая ты дура, – сказал он, – Эти часы давно не ходят! Сейчас девять часов восемнадцать минут. Ты опоздала. Но, ладно, на первый раз я тебя прощу. Всё равно покупателей в это время нет.
На этом хозяин, развеселившись, потирая своё мерзкое пузо, зашагал к мрачной двери, после чего вошёл в неё, и эхо его громкого смеха пугающе раздавалось из-за тонкой потёртой стены.
***
Ида честно проводила часы, сидя за сладким прилавком. Дни её работы проводили в скуке, время от времени развеивающейся безосновательными криками вечно недовольного хозяина. Покупатели заходили редко, набирали множество вкусностей, но, узнавая цену, брали что-то одно, нехотя отдавали деньги и быстро уходили, пропадая в снежной буре навсегда.
Когда сумерки начали ласково укрывать своим одеялом российскую столицу, Василий Ефимович со скрипом отворил толстую дверь и торжественно внёс противень, до краёв набитый шоколадным печеньем.
– Василий Ефимович, но сейчас же так поздно! Вряд ли кто-то придёт, а у нас ещё это не распродано, – нежным, по-детски порицающим тоном проговорила немецкая Даная.
– Ха! Не учи учёного, дорогуша! Стал бы я готовить такую партию за просто так? Я лучше тебя в этом деле разбираюсь, – после небольшой паузы, заполненной стариковской улыбкой, хозяин продолжил несколько серьёзнее и холоднее, перекладывая сладости с подноса на дно яркой праздничной коробочки, – Граф Евдокимов повелел сготовить в честь дня рождения его дочери Натальи. Очень она любит эти печенюшки. Граф сказал, что те, что я пеку, – лучшие во всём Петербурге! Намечается, как у всех этих богатеньких бывает, большое празднование. Скоро прибудет слуга господина Евдокимова и заберёт печенье, а также передаст от графа кругленькую сумму. Вот как, – мужчина самодовольно глядел в сторону улицы, – Я, Василий, сын простого пекаря, начинал с того, что продавал леденцы за две копейки. А теперь сама знать молит о том, чтоб я им печенюшки испёк.
– Это чудесно, хозяин! – искренне ответила Ида.
– Ещё как.
В магазинчик неожиданно вбежал мальчик лет десяти. Он раскраснелся от мороза, а его чёрные волосы выбились из худой шапки.
