Таким образом минимум двух участников этой трагедии Шолохов видел, знал.
Впоследствии смерть и Чернецова, и Подтёлкова обсуждалась плешаковскими казаками многократно, при самых разных обстоятельствах, в самых жутких подробностях. Эти разговоры впечатались в сознание подростка Шолохова намертво.
* * *
Днём раньше, 10 мая, казачьи отряды генерала Петра Краснова заняли Новочеркасск, выбив красных. В городе тут же начались расстрелы – теперь уже большевиков и сочувствующих.
Из воспоминаний современника и непосредственного участника: «Жатва была довольно хорошая: каждый вечер, помимо суда, расправлялись с пленными “товарищами”. Когда убивали по 100, а когда 300; а за одну ночь даже 500 человек сразу ликвидировали. Причём устраивали это так: 50 человек роют себе общую могилу, затем их расстреливают; другие 50 их закапывают, а рядом роют могилы для себя».
11 мая Временное донское правительство созвало Круг спасения Дона, избравший Краснова атаманом донского казачества. Он сменил застрелившегося Каледина и расстрелянного Назарова.
Шолохов: «Черкасня, все низовцы горой стояли за Краснова». Редкое, но тогда бывшее в ходу слово он употребил, издевательски определяющее казаков Нижнего Дона, как «черкасню».
«Старикам был по душе генерал – георгиевский кавалер; многие служили с ним в японскую войну. Офицеров прельщало прошлое Краснова: гвардеец, светский, блестяще образованный генерал, бывший при дворе и в свите его императорского величества. Либеральную интеллигенцию удовлетворяло то обстоятельство, что Краснов не только генерал, человек строя и военной муштровки, но, как-никак, и писатель, чьи рассказы из быта офицерства с удовольствием читались в своё время в приложениях к “Ниве”; а раз писатель, – значит, всё же культурный человек».
Шолохов даёт здесь политический расклад: контрреволюцию поддерживали низовое казачество, офицеры, либеральная интеллигенция, старики.
Пантелей Прокофьевич Мелехов в числе делегатов ездил в Новочерскасск. Он был восхищён новым атаманом.
В действительности, которую наблюдал подросток Шолохов, и от Каргинской (из хутора в том году обратившейся в станицу), и от Плешакова тоже ездили на круг делегаты. Вернувшись, делились убеждённостью: теперь всё будет как прежде и даже лучше – Дон нерушимо входит в свои казачьи права. Новая государственность возникает!
Впечатлённый новостями, Иван Сергеевич Лёвочкин подал тогда запрос на переход в казачье сословие. 14 июня 1918 года на станичном сходе было решено: мещанина города Зарайска Рязанской губернии Лёвочкина, 56 лет, и жену его, Александру Васильевну Лёвочкину, 52 лет, принять в число казаков Каргинской станицы Верхне-Донского округа.
Когда-то богатейшему купцу и попечителю предоставили теперь право на пожизненное ношение штанов с красными лампасами. Он стал в них наряжаться кстати и некстати, объявляясь на площади возле своих закрытых уже лавок пешком, в шляпе, в пиджаке – и в штанах с лампасами.
Старики ругались на постаревшего богатея. Молодые посмеивались.
Удачи Лёвочкину переход в иное сословие не принёс. Осенью он закроет оставшиеся заведения, часть денег с распродажи передаст за многолетнюю работу Петру и Михаилу Шолоховым, а в следующем году уедет с концами за Донец.
Тем и закончится его история.
На глазах у Шолохова кончилась целая фамилия. Целое купеческое дело развеяло по ветру.
* * *
На Верхнем Дону многих из числа молодых и тем более бедствующих казаков, батраков, крестьян, иногородних ничего в новом раскладе не радовало. Только совсем недавно обнадёжились – и всё по-старому опять.
