Восхищение Софьи не было игрой – картины действительно завораживали её: волжские пейзажи дышали жизнью, и казалось, вот-вот подует ветер и зашелестят нарисованные листья.
– Надеюсь, вы найдёте что-нибудь по своему вкусу. – Арсеньев, явно польщённый, наблюдал за рекцией гостьи. – А пока позвольте предложить вам бокал вина. У меня есть кое-что из старых запасов – берегу для особых гостей.
– Вино – прекрасная идея, – согласилась она с игривой искрой в глазах. – Но только после того, как я осмотрю ваши работы. Иначе боюсь, моя оценка может оказаться чересчур… восторженной.
– В таком случае не смею возражать, – засмеялся художник. – Тогда пройдём в мастерскую? Там вы сможете увидеть мои последние безобразия. По старой театральной традиции я называю так свои новые работы.
– У вас есть связи с театром? – заинтересовалась Софья, следуя за хозяином квартиры в просторную комнату.
– Скажем так, театр оставил в моей жизни глубокий след, – уклончиво ответил Арсеньев. – Вот мой маленький храм искусства.
Она с любопытством осмотрелась по сторонам. В мастерской царил творческий беспорядок, такой, как любят изображать в фильмах о гениальных художниках: холсты, краски, кисти, эскизы разбросаны в художественном хаосе, создающим, тем не менее, ощущение жилого пространства, а не заброшенного склада.
– Минуточку! – воскликнул Василий Ианович, словно вспомнил что-то важное. – Хочу предложить взглянуть на свеженькую работу, которую ещё пока никому не показывал. Использовал в ней новую технику, подсмотренную у итальянцев во время последней поездки.
Пока Арсеньев отвлёкся на поиски нужного полотна, Софья, как опытный разведчик на вражеской территории, быстро осмотрела комнату в поисках места для своей маленькой камеры-шпионки. Взгляд упал на небольшой шкафчик с книгами и сувенирами в углу мастерской.
«Идеальное место! Отсюда хорошо просматривается вся комната» – подумала она, прикидывая, как незаметно установить камеру.
– Что скажете насчёт этого пейзажа? – художник протянул Софье картину с изображением волжского заката с переливами всех оттенков алого и золотого. – «Весенняя заря».
– Прекрасно! – Софья восхищённо разглядывала игру света на холсте. – Но мне хотелось бы чего-нибудь более… живого. Эдакого летнего буйства. С видом на Волгу. И чтобы чувствовалось дыхание реки.
– В таком случае, прежде чем мы продолжим, – произнёс Арсеньев, отставляя картину в сторону, – позвольте всё-таки предложить вам бокал вина. Я вижу, вы несколько напряжены. У меня есть прекрасное французское Château Margaux. Вы ведь не за рулём?
– Нет, я проживаю в пятнадцати минутах ходьбы от «Волжских просторов», – улыбнулась Софья. – Хорошо, если только совсем немного. Для поддержания атмосферы. Говорят, многие великие сделки в мире искусства заключаются именно за бокалом хорошего вина.
– О, если бы вы знали, сколько полотен находило своих владельцев после третьего бокала, – засмеялся Арсеньев. – Сейчас вернусь.
Как только художник скрылся в гостиной, Софья шустро вынула из сумочки миниатюрную камеру и установила её на полке шкафа, развернув так, чтобы крохотный глазок охватывал всё пространство.
– Готово, – прошептала она, стряхивая с пальцев пыль, нагло обосновавшуюся на шкафу. – Теперь ты будешь моим верным свидетелем, маленький шпион. Не подведи мамочку!
Художник вернулся с бутылкой вина и двумя изящными бокалами. Бутылку он держал бережно, прижимая левой рукой к сердцу, будто только что извлёк её из сокровищницы французского замка.
