Через несколько часов мне все-таки удалось взломать пароль на папке, дата изменения которой была совсем свежей относительно остальных, но я не был до конца уверен, хотел ли знать, что внутри. А там были десятки видео. Понимая, что вот она – точка невозврата, черта, переступив которую, пути назад уже не будет, я клацнул мышью по самому старому видео двухлетней давности.
На мониторе возникла все та же комната, правда обстановка была немного иная. Следом появились русая девушка и сам Дэйтон. Поначалу все шло гладко и девушке нравилось происходящее, чувствуя себя каким-то извращенцем, я промотал видео ближе к концу. Видео не закончилось чем-то принципиально новым для меня, но и ничего из ряда вон выходящего тоже не было. Я облегченно выдохнул.
Дэйтон снимал секс с девушками. Само по себе это было не бог весть какое преступление, конечно, но почему-то я был более чем уверен, что девушки не давали на это своего согласия. Просмотрев с десяток видео с шестнадцатилетним Дэйтоном, я перешел к прошлому году, боясь того, что могу там найти. Хоть Дэйтону не было оправданий, я надеялся, что случай с той девчонкой был единичный и он вовсе не тот, кем его, я уверен, считают те девушки.
А я сам?
Но мое сердце пропустило удар, когда на одном видео он толкнул девушку на кровать и, наматывая ее длинные огненно-рыжие волосы на кулак, грубо начал стаскивать с ее бедер джинсовые шорты. Девушка умоляла не делать этого, но он лишь сильнее вжал ее голову в матрац и жестко взял сзади. Не в силах смотреть дальше, я поставил видео на паузу и спустился в подвал.
Я молотил грушу до тех пор, пока не ссадил кожу на костяшках пальцев, пока футболка не поменяла цвет, пропитавшись потом. Как может человек измениться так сильно и так глубоко, что остается лишь удивляться – как ты вообще мог думать, что знаешь его?
Наконец выплеснув гнев, я остановил грушу, вытер лоб подолом футболки и вышел на улицу. Прижимаясь лбом к прохладной стене дома, старался медленно вдыхать и выдыхать свежий ночной воздух, наполненный запахом сосны, растущей у дома и скошенной травы, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
В немецком языке есть слово «hassliebe» – чувство, колеблющееся между любовью и ненавистью. Именно его я испытал, узнав, что единственный человек, которого я любил больше, чем собственных родителей и которого похоронили всего несколько часов назад, неоднократно насиловал девушек и снимал это на видео.
Почему ни одна из них не подала на него заявление в полицию? Мешал стыд, что все узнают? Страх, что им не поверят? Опасение, что Дэйтон ответит какой-нибудь ужасной местью? Поэтому все они сомневались давать показания против него? Если бы хотя бы одна из них пошла до конца и от нее бы не отмахнулись, возможно Дэйтон сейчас был бы жив.
«Ты же в курсе, что делают в тюрьмах с такими как он? – напомнил голос. – Ты бы предпочел для него такую жизнь взамен смерти?»
И в первые за все это время я подумал, что такой исход – не самый худший из финалов.
И устыдился своих собственных мыслей.
Невероятная удача, что одна из двоих потенциальных подозреваемых осталась в городе. Днем она строит из себя строгую управляющую семейным похоронным бюро, а по ночам танцует в баре pole dance[6].
Похоже, Аделаида, пришло время узнать настоящую правду.
Тем не менее, не могу же я заявиться к ней на порог со словами: «Хэй, салют, меня зовут Спайк и я брат Дэйтона. Он умер три года назад. Я вот что хотел сказать: я уверен, что ты и твоя подружка каким-то образом в этом замешаны. Что говоришь? Почему я так думаю? Да я тут нашел запись того вечера с веб-камеры компьютера Дэйтона. Там правда видно, что он собирается изнасиловать девушку и записать все это на камеру, но ты ему помешала, вот непруха-то, а потом что-то странно подозрительное происходит в коридоре, после чего я узнаю, что Дэйтон мертв – проломил череп, «упав» с лестницы».
