Читать онлайн Денис Махалов - Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

Глава 1. Встреча на дороге.

….Наступление 1-го Украинского фронта началось 1 ноября с букринского плацдарма. Бои сразу же приняли ожесточённый характер. Враг оказывал упорное сопротивление и неоднократно переходил в контратаки. Несмотря на незначительный территориальный успех, наступление южнее Киева сыграло свою роль. Противник был не только скован, но и вынужден ввести в бой резервы. Три танковые и моторизованную дивизии немецко-фашистское командование не смогло перебросить на север, где решался исход сражения за Киев.

Большую помощь наступавшим войскам оказывала 2-я воздушная армия. 3 ноября с 10часов 20 минут, как только улучшилась погода, авиация фронта начала активные боевые действия. В первый день операции она произвела 1150 самолёто-вылетов.

Ставка потребовала не позднее 5 ноября перерезать железную дорогу Киев-Коростень и не позднее 5-6 ноября овладеть Киевом.

Командующий фронтом с целью усиления удара в течении 4-5 ноября ввел в сражение 3-ю гвардейскую танковую армию, 1-й гвардейский кавалерийский корпус, вторые эшелоны и резервы общевойсковых армий.

Ввод в сражение новых сил позволил полностью прорвать тактическую зону обороны противника. В ночь на 5 ноября войска фронта устремились на юг.

Почувствовав угрозу окружения, немецко-фашистское командование начало отвод своих соединений в юго-западном направлении. Одновременно оно срочно перебрасывало войска из района букринского плацдарма в район Киева. Только теперь фашистское командование окончательно пришло к выводу, что главный удар советские войска наносят на Киевском направлении.

Советские войска неожиданными ночными действиями и стремительным выходом танков на коммуникации западнее и юго-западнее Киева сломили оборону захватчиков и, сея в их рядах панику, устремились к центру города. В 0 часов 30 минут 6 ноября над столицей Украины Киевом взвилось Красное знамя.

История Второй Мировой войны 1939-1945, том седьмой, стр.258

***

По раздолбанной, осенней прифронтовой дороге неспешно ехала полуторка1. В её кузове, удобно устроившись на каких-то брезентовых чехлах, полулежал лейтенант Андрей Чудилин. Был он молод, высок, и широк в плечах. Шинель его была расстёгнута на две верхние пуговицы. Время от времени машина подпрыгивала на ухабах, и тогда на его груди тихонько побрякивали две награды: орден Красной Звезды, и медаль «За оборону Ленинграда». На правой стороне груди, чуть выше ордена Красной Звезды, виднелись нашивки за два ранения: красная – за лёгкое, и золотистая – за тяжёлое. Ехал он уже целых полчаса и разные думы одолевали его голову, глаза рассеянно рассматривали проплывающий мимо пейзаж, а тем временем на него нахлынули воспоминания…

Вспомнилось лето 41-го, воскресенье, 22 июня, как стояли всем цехом на заводском дворе родного Кировского завода под репродуктором, как потом хмуро расходились, негромко переговариваясь, вспомнил себя в очереди в военкомате и ответ военкома: «чего пришёл, иди работай – у тебя бронь».

Как потом, уже во второй приход в военкомат, махал перед носом у военкома дипломом об окончании Ленинградского Осовиахимовского аэроклуба (который с началом войны стал рем. базой 13-й воздушной армии) и своим заявлением с просьбой отправить его в лётную школу. Потом были несколько месяцев обучения в лётной школе, затем лётное училище, выпуск, запасной полк, отправка на Ленинградский фронт.

Вспомнил свой первый боевой вылет, своего первого сбитого фрица (Юнкерс-88) – это было в его восьмом боевом вылете. Потом были ещё трое сбитых фашистов – опять Юнкерс, только уже 87-й2, «лаптёжник», и два мессера. С теми двумя пришлось рубиться насмерть – бой длился минут 20, немцы попались упорные и настырные. Но зубы крепче оказались у пилота РККА младшего (тогда ещё) лейтенанта Чудилина. Зная о значительном преимуществе мессершмитта в скорости и вертикальном маневре, он не принял бой на навязываемых ему условиях, где он на своём «Ишаке»3 заметно проигрывал, но зато он смог затянуть немцев в бой на виражах, что в конечном итоге, и привело его к победе. Расстреляв в бою с ними почти весь боекомплект, и выработав почти всё топливо, он в результате 15-минутной изнурительной карусели, в которую смог затащить немцев, он всё-таки завалил обоих. Возвращался на остатках топлива, последние километры до своего аэродрома тянул «на соплях», садился уже с сухими баками – движок, дососав последние капли бензина, заглох на пробеге.

Самого же его сбили в тринадцатом вылете, который длился всего полминуты – сбили на взлёте, ещё не успел набрать ни скорости, ни высоты. А куда денешься? Свалились сверху, одна очередь, и всё, привет, пошёл считать сосны на окраине лётного поля. Даже шасси убрать не успел (а попробуй успей – вручную 45 оборотов лебёдкой!). Обрубило движок, зацепился неубранными шасси за кроны деревьев, с треском проломив ветки, камнем плюхнулся в снег, и как назло, кверху пузом. Потом долго, минут десять лежал в отключке. Помощь в виде нескольких солдат с носилками добралась до него только через полчаса: снег глубокий, да и не до него всем было во время боя – немцы штурмовали аэродром. А до их прихода, очнувшись, и срывая ногти с обожжённых пальцев, он с остервенением выкарабкивался из-под медленно разгоравшегося опрокинувшегося «ишачка», и, не чувствуя боли, ломая спиной придавивший его фанерный борт.

Носилки, сан.часть, госпиталь, диагноз – перелом позвоночника. Компрессионный. Что это такое, он не знал, но было понятно – всё хреново. Там же в госпитале, получил письмо от соседки, в котором она написала, что его Марина погибла во время эвакуации из Ленинграда – ещё осенью, до того, как Ладогу сковало льдом, на баржу, на которой везли из блокадного города эвакуированных, в том числе и её с Мариной, налетела немецкая авиация. Утопить не утопили, но половину людей, находившихся на барже, перестреляли из пулемётов. В их числе погибла и Марина.

Потом, ещё когда он был в госпитале, он встретил там своего соседа, дядю Ваню, который и поведал ему, что его родители умерли от голода ещё в январе.

Вспомнилось, как после этого он ругался с лечащим врачом, доказывая ему, что он должен снова летать, как, пытаясь доказать, что он полностью здоров, делал стойку на руках, отжимался и даже в отчаянии пытался танцевать вприсядку. Разрешили. Но только на вспомогательной авиации.

Потом долго возил в тылу всякую всячину на старом, ушатанном Р-54, пока (вследствии неоднократных рапортов), не был направлен на Ленинградский фронт, где ему дали такой же, но ещё более старый Р-5, и он стал совершать челночные рейсы над дорогой жизни, перевозя в осаждённый город продукты питания. А обратно вывозя по нескольку человек – двоих сажали в заднюю кабину, и ещё четверых укладывали в фанерные ящики на крыле, в так называемые кассеты Бакшаева5.

И всё это время он искал того самого немца… конечно, это было крайне маловероятно, что он его встретит, и ещё менее вероятно было, что он как-то сможет ему отомстить. Но почему-то он тешил себя этой надеждой, которую подогревала горечь утраты любимой девушки и погибших родителей.

Встреча эта произошла в декабре 42-го, во время его очередного рейса в осаждённый Ленинград. Пара мессеров появилась, как всегда, внезапно. Увидев их, он поддал газу, и пошёл вниз, прижимаясь к поверхности льда, и они тоже поддали, стремясь нагнать его как можно быстрее – это было видно по дымным хвостам форсированного выхлопа, потянувшимися за истребителями. Выждав, пока они выйдут на дистанцию открытия огня, он заложил резкий вираж вправо со снижением, и нырнул под них. Вся бипланная коробка жалобно заскрипела, но это возымело действие – ведущий немец, стрельнув чисто «на всякий случай», естественно, промазал, и они на скорости проскочили дальше.

Сделав пологий вираж и сбросив скорость, пара опять зашла на него. Опять вираж, опять скрип крыльев и жалобный стон проволочных растяжек. Стрельнули, но в этот раз зацепили – на крыле затрепыхался порванный в лоскуты перкаль6. «Учатся, суки» – мелькнула мысль, и деться, главное, некуда! Как кошка с мышкой играют! Опять заходят по широкой дуге, примеряясь, как бы клюнуть половчее. Заложив третий крутой вираж, развернулся к ним носом и пошёл под косым углом к их курсу, дав правую ногу почти до предела, скольжением сбивая им прицел. Когда ведущий мессер, немного повихлявшись, вдруг замер («выцеливает гад, сейчас откроет огонь!»), лейтенант Чудилин отпустил правую педаль, резко перебросил ручку к правому борту, довернул прямо на немца, который уже окутался вспышками выстрелов, и всадил в него длинную очередь из единственного курсового ПВ-17.

ПВ-1 – смешная пукалка в сравнении с тем, что было в распоряжении у немца, но ему, видать, хватило. Правда, Чудилин этого уже не видел – немец в него тоже попал. Вдарило так, что показалось – самолёт развалился на части. Спасла высота, вернее, её отсутствие – маневрируя на малой высоте, старенький биплан, ведомый лейтенантом, буквально чиркал законцовками нижнего крыла по льду озера. Потеряв половину верхнего крыла, и разбрасывая обломки, его старичок Р-5 с треском неуклюже хлопнулся на лёд Ладожского озера. Проехался, разваливаясь на части и вспахивая снег, ещё метров 50, и замер, дымя разбитым мотором. Грохот, треск ломающегося крыла, металлический звон лопающихся проволочных растяжек, резкий запах бензина, и… тишина.

Ударившись о приборную доску лицом, но оставшись в сознании, Чудилин с трудом выбрался из того, что ещё совсем недавно было самолётом. С лица капала кровь, ноги подкашивались, тошнило. Поразила тишина. Лишь потом понял – что-то с ушами. Хромая, отошёл от останков самолёта, огляделся. Метрах в пятистах лежал, чадя дымным столбом, и уткнувшись капотом в снег, севший на вынужденную мессершмитт.

Его мессер, тот самый. Почему-то это он решил сразу – другой ему просто не мог попасться. Только ЭТОТ.

Превозмогая боль в ноге, и не обращая внимания на нарастающий звон в ушах, пошёл к мессеру.

Снега было немного, сантиметров десять, и идти было бы нетрудно, если бы не нарастающая боль в ноге и дикая ломота в спине. Когда до немецкого самолёта оставалось метров 100, он вспомнил о пилоте – а вдруг он ещё жив, и поджидает меня? Хотя вряд ли, был бы жив – уже бы выскочил. Но на всякий случай расстегнул кобуру и вынул пистолет. Когда до самолёта оставалось метров 20, на мессере откинулся вбок фонарь и на крыло вылез пилот с окровавленным лицом («при аварийной посадке разбил морду о прицел, потом долго сидел в отключке» – мелькнула мысль). Лейтенант поднял пистолет и выстрелил. Промазал. Немец обернулся, выхватил «Вальтер», и упал, подскользнувшись на крыле. Это спасло его от второго и третьего выстрела Чудилина. Что-то у немца не заладилось с его пистолетом – он несколько раз судорожно понажимал курок, и в остервенении отбросив пистолет в сторону, рванул в сторону от Чудилина. Лейтенант, отчаянно хромая, побежал за ним, стреляя на ходу. После восьмого выстрела затвор застыл в крайнем заднем положении – он выдернул пустой магазин8 и вставил второй, последний. Немец удалялся большими прыжками. «Так, спокойно. Сейчас или никогда». Лейтенант выпрямился, широко расставил ноги, взял пистолет обеими руками, и задержав дыхание, стал методично выпускать пулю за пулей в спину немцу. После восьмого выстрела фашист взмахнул руками и упал в снег.