Для меня она – та самая библейская Марфа, которой некогда было слушать Иисуса, потому что она спешила его накормить.
– Чмушка… – повторила Марфа, – Не забежал? Я там уже суп по мискам разлила.
– Подожди, – в глазах у меня плыло, то ли от близорукости, то ли от коньяка, – Дай приглядеться. Его же ещё увидеть надо…
Это была правда. Чёрный котенок без единого белого пятнышка удивительным образом сливался с окружающими предметами, даже с тенями, которые отбрасывала мебель. Надо было ещё приглядеться, различить блеск глаз…
– Вот он, – Марфа присела, нырнула рукой под стул, подхватила котёнка, – Видишь, я ему типа ошейничка сделала, всё легче будет заметить.
Шею Чмушки опоясывал ярко-синий резиновый браслетик с надписью «За нами – Россия!» Я даже знала, где Марфе его дали. На фестивале патриотической песни такие браслетики раздавали зрителям на входе. Марфа любила чувствительные песни, фильмы. Легко могла расплакаться,…
– Большеват он ему, но вроде не падает. Пошли, котан-ботан, жрать будем….
– Стой, – я схватила Марфу за тонкое запястье, – Посиди со мной пять минут. Я сейчас разолью коньяк, что остался. И закусим вон бутербродами с колбасой… докторской. Кошаки почти всё слопали, но нам хватит.
– Нам же на работу, – испугалась Марфа.
– Что тут пить! – я невольно процитировала любимый фильм, подняв бутылку, которая была полна уже лишь наполовину – Ты ещё не знаешь, какая у меня есть ядрёная жвачка есть… мятная!
– Запах просто валит с ног, – сказала Марфа и присела к столу.
Марфа редко кому могла отказать, тем более нам, домашним. И ещё она прекрасно знала, что не разливала бы я сейчас армянский коньяк, не будь на то веской причины.
– Что случилось? – спросила она.
– А, – я попробовала махнуть рукой, но получилось жалкое зрелище.
И тут мне в голову пришла мысль, которая никогда бы не посетила меня, будь я трезвой, – Марфа, а что если я заведу собаку? Вы с мамой не погоните меня отсюда?
– Да нет… ты что…, – растерялась Мафа, – Хоть верблюда заводи. Ты наших кошек вон уже сколько лет терпишь…
– Нет, Марфа, ты не поняла, – Я большую собаку заведу. Серьёзную, обученную…
– Ну, если обученную, то тем более – она воспитанная будет. Не станет кошек гонять… Я тебе буду помогать. Гулять там с ней, кормить. Но с чего это ты вдруг?
Я молча смотрела на Марфу, и только чуть позже до меня дошло, что я молчу, ничего не говорю. Милая девочка, она не представляла себе, что в случае чего, у меня, кажется, не будет другой надежды, кроме как на большую грозную собаку. Хотя в кино мне всегда бывает жальче зверей, чем людей. Смогу ли я послать пса в бой, в котором он за меня погибнет? Дура, конечно.
– Ладно, Марфа, это ещё не точно. Посмотрим.
– Ты говори, раз начала… Ты все равно какая-то не такая сегодня…
И я опять смотрела и молчала. Надо ли им с Лилей это пока знать? Надо, потому что они обе такие беззащитные… Откроют дверь кому попало. Не надо. Потому что если я расскажу, честным будет только одно – уйти отсюда, чтобы вывести их из-под удара.
Марфа подавились коньяком, закашлялась и схватила чашку с моим холодным кофе – запить. Я сунула ей бутерброд с толстым куском докторской колбасы, а потом жвачку.
Не знаю, как у неё в статистике, но у нас в доме престарелых… Не уволят, даже если придёшь, держась за стены, а окружающие будут хмелеть от твоей отрыжки. Потому что – кто тебя заменит?
Как я оказалась в коридорах этого скорбного дома с ведром и шваброй наперевес? Поговорка, которая на мой взгляд описывает Россию «От сумы и от тюрьмы…». Работ я в жизни меняла мало. После института пришла в маленькую библиотеку на окраине. В последние годы к нам ходили пенсионеры – седые леди и джентльмены, которые спрашивали любовные романы, мемуары времён Великой Отечественной, брали подшивки «Роман-газеты» (ностальжи по молодости) и даже криминальное чтиво, открывая, что вокруг, оказывается, есть бандиты, и их, мать моя. много.
