Сорокин (очень вежливо и доброжелательно). Не откажите в любезности указать, где можно найти помощника коменданта Бугульмы товарища Ярослава Гашека?
Гашек. Он перед вами. С кем имею честь?
Сорокин. Мы – коллегия Революционного трибунала Восточного фронта. Товарищ Клебанова, товарищ Агапов и я, Сорокин, председатель коллегии.
Гашек. Очень приятно!
Сорокин. И нам тоже, товарищ Гашек. Вы преданы суду трибунала по обвинении в измене революции. Но прежде не откажите в любезности организовать нам чайку.
Гашек. С удовольствием! (достает из-под стола самовар)
Клебанова. Полагаю, следует показать обвиняемому наш мандат.
Сорокин. Извольте! (передает Гашеку бумагу)
Гашек (читает). «Дано сие Революционным Военным Советом Восточного фронта товарищам таким-то в том, что они на основе своих полномочий, имеют право производить расследования по отношению к любому человеку. Для выполнения вынесенных ими приговоров все воинские части обязаны предоставлять в их распоряжение необходимую военную силу.»
Клебанова (строго). Вы все поняли? Вы обязаны выделить команду красноармейцев для исполнения приговора над вами.
(Гашек как радушный хозяин разливает чай из самовара по кружкам)
Гашек. Сахаринчику из моих неприкосновенных запасов?
Клебанова. Спасибо, вы весьма любезны.
Сорокин. Благодарствую. Мне сказали в политотделе, что вы чешский писатель.
Гашек. Юморист.
Сорокин. Я до революции учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Имел-с некоторое прикосновение к литературе. Даже издал книжечку стихов «Восстание», которая была конфискована за контрреволюционные мысли. Теперь весьма сожалею и хочу доказать революции, что полностью исправился.
Клебанова. Я училась на Высших женских курсах. Хотела стать медиком, пока не прочитала Карла Маркса и не поняла, что больны не люди – больно капиталистическое общество. При социализме больных не будет, следовательно, врачи не нужны.
Гашек. Вот как! Почему вы пьете пустой чай, товарищ Агапов? Сахарину достаточно.
Агапов (буравя Гашека пронзительным взором). Жизнь сладка лишь для некоторых, товарищ Гашек, но и для них она может стать горькой (жадно втягивает ноздрями воздух). Табачок, судя по запаху, тоже колчаковский? Кто это вас снабжает? Как поется: «Табак заморский, правитель Омский!» Неплохо вы устроились, но мы это все прекратим. Пришло время начать допрос.
Сорокин. Совершенно верно. Товарищ Агапов, прошу!
Агапов. В штаб Восточного фронта поступила телеграмма от командира Тверского конного полка товарища Ерохимова, в которой сообщается, что вы отпустили на свободу царского полковника Макарова и подарил ему свою лошадь, чтобы он мог добраться к белым. Сознаетесь в измене?
Гашек. Лошадь подарил, измену не совершал!
Агапов. Неважно. Вы скрытый белочех, ясно как белый день. Тройка приговаривает вас к расстрелу за предательство революции.
Клебанова. Согласна.
Сорокин. Я выскажусь за революционное порицание.
Гашек. Можно узнать, в чем заключается порицание.?
Сорокин. Высшая мера революционного порицание в форме расстрела, батенька.
Гашек. Что в лоб, что по лбу! Я правильно выговариваю по-русски?
Сорокин. Совершенно правильно. Есть такая поговорка, товарищ писатель.
Гашек. Нельзя ли все-таки пригласить доносчика товарища Ерохимова. Он может пояснить свою странную телеграмму.
Агапов. Я бы поддержал последнее желание приговоренного. Ерохимов может дать дополнительные пояснения. Наверняка, здесь под крылом изменника Гашека свила гнездо целая стая белочехов. Мы их накроем!
