Однажды Осиповский явился к Лихачеву не один. В прихожей ждал позволения войти Гюстав Мопассан. Лихачев, конечно, разрешил.
Француз изысканно поклонился, но к постели подойти не рискнул. Лихачев сам протянул руку, приветствуя его.
Он пригласил гостей присесть.
– Ну, расскажите, господа, что там на белом свете делается? – не скрывая радости от общения с людьми, спросил Лихачев.
Осиповский взглянул с озорством в глазах на француза.
– Может быть, Гюстав, расскажете профессору новый анекдот о кайзере Вильгельме? – сказал по-французски Осиповский.
Гюстав сморщился:
– Простите, я мог бы, но не знаю, как отнесется профессор к непристойностям, без которых анекдот утрачивает соль.
– Валяйте, – выразительно моргнул Лихачев.
И Гюстав выдал свеженький парижский анекдотец о Вильгельме и русской царице-немке.
Тело Лихачева заколыхалось, кровать заскрипела, он уткнулся в махровое полотенце, сдерживая смех.
Вероятно, смех этот был очень целительным! Почувствовал Лихачев с этого дня заметное облегчение. Поворачивался в постели, легко крутил головой, чуть даже приподнимался, опираясь локтем на подушку.
Осиповский и Гюстав посещали Лихачева через два дня на третий. Он ждал их с нетерпением. Они приносили свежие новости, анекдоты, шутки.
Уходя от Лихачева, они оставляли его хотя и несколько утомленным, но, несомненно, поздоровевшим.
Как-то в одно из своих посещений Осиповский и Гюстав после анекдотов и шуток попросили Лихачева рассказать о будущей книге, ради которой он привез с собой все эти тюки с дневниками и картами. Лихачев не любил раньше времени посвящать посторонних в свои научные размышления, но ему очень хотелось, чтобы гости не оставляли его одного, и на этот раз, отступив от правил, он заговорил о своих изысканиях.
Осиповский слушал не слишком внимательно, разочка два даже зевнул в ладонь, зато Гюстав не спускал с профессора округлившихся глаз. То ли его в самом деле занимала вся эта довольно скучная материя, то ли он артистически разыгрывал особый интерес к рассказу профессора.
Осиповский и Гюстав ушли позднее обычного, поблагодарив Лихачева за столь содержательную беседу. А Лихачев, оставшись один, вздохнул: «Ванька! Вот с кем сейчас мне бы поговорить».
8
Ванька же опять молчал. За все время жизни в Стокгольме Лихачев получил от Акимова одно-разъединое письмо, пересланное через Ксенофонтова. Письмо двигалось «на волах». Три месяца находилось оно в пути. Посланное, вероятно, из Нарыма с оказией, оно только из Петрограда до Стокгольма передвигалось средствами почты.
Но вести от Акимова уже приближались к Лихачеву. Они поступили к нему до необычности странно.
Однажды утром служанка сообщила Лихачеву, что к нему пожаловал врач. Лихачев удивился. На этот день никаких посещений врача не намечалось.
– Ну что же, пусть проходит господин Яринг. Приглашайте, – сказал Лихачев, полагая, что к нему явился врач, лечащий его постоянно.
– Приехал другой врач. Незнакомый, – пояснила служанка.
– Все равно приглашайте, – распорядился Лихачев, с любопытством поглядывая на дверь.
Вошел высокий мужчина с окладистой русой бородкой, синеглазый, в белом халате. Поглядывая сквозь стекла очков на Лихачева, поздоровался на ломаном шведском языке. Когда служанка вышла из комнаты, врач присел возле кровати на стул.
– Будем знакомы, Венедикт Петрович, – заговорил он по-русски. – Прохоров Сергей Егорыч. Товарищ Акимова по работе.
