Они обменялись рукопожатием.
– Где он запропастился, негодный? За все время получил от него одно письмо, и то из десяти фраз, – просияв, заговорил Лихачев.
– Прежде всего позвольте представиться до конца, – останавливая нетерпение Лихачева, сказал Прохоров. – Послан к вам группой эсдеков-большевиков, проживающих в Стокгольме в эмиграции. Мы давно знаем о вашем пребывании здесь, но старались не вступать с вами в связи, опасаясь каким-нибудь образом навлечь на вас излишние подозрения.
– Ну-ну, – изумился Лихачев, никак уж не предполагавший встретить и тут, на чужбине, сподвижников Ивана.
– К сожалению, теперь в этом есть крайняя необходимость. Вот вам письмо от Акимова.
Прохоров достал откуда-то из-под халата довольно измятый конверт и подал его Лихачеву. Поспешно водрузив на нос очки в тяжелой роговой оправе, Лихачев прочитал письмо племянника. Иван был жив-здоров. К Нарыму попривык. Несколько раз, пользуясь разрешением пристава, поднимался вверх по Кети. Встретил любопытные промоины, при обследовании одной из них натолкнулся на следы кузницы. По всем данным, кузница тунгусских племен. Загадка прежняя: где тунгусы брали руду? Время в ссылке терять не намерен. Много читает, ведет метеорологические наблюдения, хочет выпроситься у начальства на Тым, пройти его с устья до вершины и сделать хотя бы внешнее описание. Кроме того, занимается двумя языками: во французском преуспел до свободного владения, английский дается труднее. В школе партийных организаторов, созданной здесь из ссыльных товарищей, прочитал несколько лекций на тему «Естественные ресурсы России». Сто рублей, посланные через Ксенофонтова в предварилку, получены до последней копейки и истрачены на самые целесообразные нужды. Премного благодарен и обязан по гроб.
– Молодец Ванька, молодец! Не пал духом, не опустился, – шевелил полными губами Лихачев. Переведя взгляд на Прохорова, сказал со вздохом: – А уж как мне Ванька надобен! Постарел я, господин Прохоров. Сердце сдает, временами вижу хуже, а работы, батенька мой, на десять лет. Живу в одиночестве, как старый дед за печкой. Спасибо хоть навещает господин Осиповский, археолог, весьма милый и приличный человек. Не приходилось знавать?
Прохоров замялся, украдкой взглянул на дверь, понизил голос:
– Вот как раз поручено сказать вам об Осиповском: он не столько археолог, сколько агент главного управления тайной полиции. Его специальность – наблюдение за русскими эмигрантами в Скандинавских странах. Он прибыл в Стокгольм из Копенгагена. Вполне вероятно, что причина этой передвижки – вы.
– Это что же, молодой человек, сведения приблизительные или основаны на каких-то данных? – растерянно глядя на Прохорова, строго спросил Лихачев.
– Сведения, Венедикт Петрович, точнейшие.
– Гм, удивительно. Поистине беспримерно людское коварство, – пробормотал себе в усы Лихачев.
– Хотел бы также кое-что сообщить относительно Гюстава Мопассана, – продолжал тем же ровным голосом Прохоров. – Этот француз хорошо служит англичанам. Сейчас он занят какими-то сделками со шведами по поручению русско-английского банка, а вернее сказать, в интересах компании «Лена – Гольд фильдс». Не чужд оный мусье и научных интересов, в особенности если они связаны с Россией. Стало известно, в частности, что большой интерес проявляет он, и не столько, конечно, он, сколько его хозяева, к вашим трудам о Сибири. Из Лондона поступило указание Гюставу повести с вами торг. Воротилы из Лондона задумали купить у вас ваши труды, так сказать, на корню. Именно потому мы и поспешили предупредить вас, Венедикт Петрович.
