В то время, как бушует шторм и ветер захлестывает волны в лодку, ученики в тревоге обращаются к Иисусу, Который уснул на корме, склонив голову на подушку. Вопрос их – тот же, что извечный вопрос стариков: «Учитель! Неужели тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк 4, 48). Это крестный вопль Иисуса, повторяющийся тысячи раз – на больничных койках, в палатах домов престарелых, в холоде ставших безмолвными домов, во мраке наполненных болью ночей. Ответом на этот вопрос был Его отеческий голос, с любовью спросивший: «Что вы так боязливы? как будто у вас нет веры?» (4, 40), и само Его присутствие рядом с ними на гибнущей лодке.
Каждый понял и пережил и каждый стал также орудием этого ответа Господа, который не дремлет и не оставляет человека на произвол бушующих волн.
Дружба со стариками в этом смысле была пророческой. Ведь она в самом деле вновь подтвердила, что старикам есть место в Церкви, вновь подтвердила их участие в общем уповании – а с другой стороны, и ценность их жизни во всех смыслах: человеческом, религиозном, церковном, гражданском.
Возможно, следует остановиться на слове «пророчество». Оно, по крайней мере в недавний период нашей истории, как будто совпадало по значению со словом «обличение». Община святого Эгидия скоро поняла, что пророчество не есть возмущенная реакция, негодование, публичное обличение. Или, по крайней мере, не только это. Пророчество – это тяжкий труд, глубокое знание. Книги пророков – это не вопли негодования на злобу дня, это истории любви, сопричастности, страдания, неотделимые от истории народа Израиля и его веры. Можно назвать «пророческой» работу Общины святого Эгидия со стариками, потому что она содержит (то есть одновременно скрывает и являет) истинное сочувствие, совместное участие, человеческую и духовную сопричастность, длящиеся во времени. Это не приключение, не опыт и даже не инициатива, пусть даже самая похвальная; это, как я сказал, – союз. Это как брак, который расторгнуть может лишь смерть. И тот, кто связал свою жизнь со стариками, вернул им ценность жизни в обеспамятевшем, трагически противоречивом мире.
Поэтому те, кто прожил эти отношения, стали мудрецами и богословами. Отцы Церкви учили, что богослов – это тот, кто молится. Я бы добавил, что мудрец – это тот, кто любит. Через молитву со стариками и любовь к ним открылось пророчество и слово: старики значимы, и, более того, мы нуждаемся в них; их жизнь, даже сведенная к минимуму, значима. Старики первыми говорят, что не все есть товар, что жизнь – это не потребление. Вот оно, пророчество сегодняшнему обществу!
Конечно, старики слабы. Слабы те, что больны, и те, что здоровы; особенно слабы старики, утратившие автономию, прикованные к постели, зависящие от других во всем, не могущие ничем привлечь к себе внимание и интерес. Но устранение этих стариков из жизни семьи и общества являет собой признак того, что мы скатываемся к миру, в котором нет больше бескорыстия, щедрости, того богатства чувств, которые и позволяют не сводить жизнь к рыночным отношениям по принципу «ты мне, я тебе». Присутствие стариков в общественной и церковной жизни говорит об уровне цивилизации. К тому же их долголетие является одним из лучших достижений нашего времени. Но отказывать в подаренной жизни – варварство. Общество становится чудовищем, пожирающим собственных детей. И эта модель воспроизводится внутри семьи, в социальных отношениях. Это конец бескорыстия и сопричастности. Но общество в них нуждается, и Церковь – тоже.
