Она выключила магнитофон и закрыла учебник алгебры, села рядом с сыном, мешая заниматься уроками. Отложив ручку и тетрадку, посмотрев на присевшую рядом маму. Макс видел по её раскрасневшемуся лицу, что она плакала и сильно за него переживала. Ему всегда было тяжело на душе, когда самый дорогой человек – его мама, так сильно терзала себя из-за него, а он как-то непроизвольно, неподвластно злился на себя, ругал себя за то, что дал хоть малейший повод для таких переживаний. Всегда старался обойти это, всё делать по-другому, как взрослый. Всё правильно, но это пугало маму. Он думал: её это так волновало из-за того, что боялась его потерять, он взрослеет, и этого не избежать. Однако, если поступать по-детски, то это раздражало его маму, и она сразу же начинала ругать его, выражая своё недовольство, говорить, что считает его уже взрослым, а он поступает как ребенок. Как с этим справиться – Максим вообще не знал, но решил, прежде чем что-то сделать – обязательно сказать об этом матери: нужно ли так поступать или нет. Но когда он о чём-то говорил, она сразу же ставила себя на его место и понимала, что ей это или не нужно или не интересно. Считала: ему это совершенно ни к чему, когда для Макса это было очень важным обстоятельством. Каждый раз он пытался сказать об этом матери, но она не понимала, и в эти моменты казалось, что она и не пытается понять, или, что, скорее всего, просто не может. Ему думалось, что она его очень сильно любит. Даже, наверное, сильнее, чем он её, хотя сильнее любить уже невозможно, чем та сила любви, как он любит свою маму. Каждый момент, когда Макс разговаривал с ней или просто находился рядом, старался думать о чем-нибудь несущественном или о том, что только ее волнует, а говорить о вещах просто и доступно, как бы давая понять, что его всё интересует, что связано непосредственно с ней. В этом общении сын понимал: ни он и не она – не могут, общаться между собой, чувствовать себя спокойно. Даже сейчас он ощущал волнение матери и не знал с чего начать разговор, тем более что её внутреннее переживание передавалось и ему, и как не пытайся – не сможешь одолеть его.
– Учительница сказала: не сможет приходить ко мне, чтобы я изучал все сам, а потом, когда уже буду ходить в школу – все отвечу, а она проверит все мои упражнения. – Макс смотрел на маму, и ему казалось, что она не слышит его слова, думая о чем-то своем.
– А почему не будет к тебе приходить, сказала?
– Она заболела, говорит, и почти три недели не была в школе.
– Понятно. Для чего тогда звонила, если ты и сам дома занимаешься?
– Узнать, как здоровье. Переживает ведь.
– Знаю я, как она переживает. Просто, не хочет тратить своё время, вот и всё. А говорит, что заболела.
– Да ладно мама, не совсем уж и обязательно, чтобы она приходила. Я сам все выучу; что об этом думать. Не хочет – не надо. Не умру же я от этого, а что позвонила, правильно, я этому даже рад.
– Ты температуру сегодня мерил, что-то голова у тебя горячая? Лёг бы, немного полежал, тебе же врач сказал: больше лежать.
– Мне нужно заниматься, читать очень много. Лежать некогда, да и надоело уже.
– Читай лежа, а-то ты так и не выздоровеешь. Ты же совсем слаб, Максимка. После операции еще не отошел, а еще эта нога. – Она снова заплакала, обняв его, а ему стало так плохо от своей слабости, ее переживаний, что он уже не смог сидеть и сказал:
