Демонстрируя, как того требовали приличия, интерес к детскому психоанализу, Тони в то же время не считала нужным особенно скромничать относительно своей работы в министерстве.
Она в открытую говорила о влиянии, которое ей пришлось пустить в ход, когда она направила судебных исполнителей для охраны директора одной клиники во Флориде, который по просьбе беременных женщин делал им аборты.
В этой связи у них с Адамом состоялся единственный неприятный разговор за все время, что они были вместе.
– Жаль, что ты недолюбливаешь Лиз, – заметил он по возможности беспечным тоном.
– С чего ты взял?
– Считай, что это мое предположение, – ответил он. – Ну скажи, при всех твоих заслугах, так ли уж обязательно было хвастаться тем, что ты отстаивала чье-то право на аборт, перед женщиной, страдающей бесплодием?
– Перестань, Адам, – рассердилась Тони. – Извини, если я, как ты говоришь, «хвасталась». Но ведь Лиз живет в реальном мире, в котором большинство женщин могут иметь детей и рожают их. Ты же не можешь всю жизнь ограждать ее от разговоров, травмирующих ее психику.
– Ладно, не нужно только седлать моего любимого конька и говорить о деторождении. Просто впредь постарайся быть тактичнее, хорошо?
Тони уже научилась распознавать момент и, когда требуется, могла сменить пластинку.
– Вот в чем твоя неотразимость: в тебе непостижимым образом сочетаются трепетность натуры и мужская сексуальность.
Устоять перед столь явной лестью он не смог. И мгновенно переключился на гораздо более волнующие мысли.
* * *
Остаток месяца пролетел со скоростью оборотов центрифуги, которая в данном случае разгоняла частицы душевной энергии.
В последние курортные выходные наступила кульминация.
Как-то само собой вышло, что сразу после утренней прогулки они занялись укладкой чемоданов. Сборы происходили в той самой спальне, где они провели весь этот счастливый месяц. Теперь же между ними словно происходила беззвучная, но жаркая дискуссия.
Неожиданно Адам пробурчал:
– Не хочу, чтобы это кончалось.
Тони подняла на него взгляд, исполненный боли от предстоящей разлуки.
– Я тоже, – тихо сказала она.
После неловкой паузы Адам закончил:
– Тони, это не должно вот так закончиться.
– Мы будем в каком-то часе лёта друг от друга, – напомнила она, отлично понимая, что это слабое утешение.
– Нет, – не унимался Адам, – этого мало. Мы должны быть вместе.
Он был прав. Именно в этом и заключалось самое главное.
Тони посмотрела на него и спросила:
– Думаешь, ты смог бы жить в Вашингтоне? В Институте здравоохранения возможностей не меньше, чем в Гарварде.
– А может, лучше тебе перебраться? В Бостоне полно знаменитых адвокатских контор.
– Адам, для меня Вашингтон – совершенно особенное место. Я не могу объяснить словами, что такое динамика политической власти. Я еще в самом начале карьеры – и не только в правительстве. С января я начинаю вести еженедельный семинар по конституционному праву в Джорджтауне, это для меня большая честь.
– Перестань, Тони, – ласково произнес он. – В стране полно знаменитых юридических школ, и Гарвардская по праву считается самой прославленной.
Она уронила голову и едва слышно проговорила:
– Черт, я знала, что этим все кончится. Я только не знала, что будет так больно. У меня просто сердце рвется на части.
Адам в тот же миг заключил ее в объятия.
– Пожалуйста, Тони, – взмолился он. – Я люблю тебя. Ты мне нужна. Обещай, что хотя бы подумаешь.
