Уйшог с большим удовлетворением закачал головой. —
Мы должны по возможности исключить проявления насилия. Это государственная задача. При необходимости действуйте так жёстко, как потребует обстановка.
– Что, на поражение? – Уйшог вытаращил глаза.
– Да. Вплоть до танков и авиации…
– А письменно?
– Молодец, – сказал я. Набрал, напечатал, подписал и вручил.
– Нет вопросов.
– Действуй. —
Кажется, мы расстались довольные друг другом… Кажется… Не верю!..
Поскольку так называемую русскую душу, пожив за рубежом я потерял, то чай кофейными чашечками пью, и по одной. По-честному говоря, получается, русская душа – это набор неких качеств, воспринимаемых мной как недостатки. Лично мне они мешают жить как духу благодати…
«Эх, не к добру мы в Москву приехали», – жаловался я жене. Но у неё свои понятия. Самовар вот просит купить. Самовар, особо на дровах, оно, конечно, красиво. Только зачем нам самовар? Дома я кипятил маленький чайник, грамм сто туда воды наливал. Он часто выкипал, чернел. Хорошо, жена на подхвате. Я смеялся и называл чайник Российской Федерацией. В Москву мы его, конечно, не взяли.
Сон Восьмой. Новогюзов с булочкой
В «Ашане» мы купили дешёвый электрический чайник. Никакого удовольствия: не поёт, собака. Только щёлкает. Я резал ломтиками крупное красное аргентинское яблоко.
– Гиезий Адрианович, тут такие перемены начались, а вы ко мне с мелочью. —
Я в самом деле обиделся. Съел дольку яблока. Мне дали помощницу. Звать Таня. Она вынуждена много времени быть в нашем номере. Мужчина угнетал бы мою жену. Таня записывает разговор. Хотя и так, будьте уверены, кому надо – всё видят и слышат. Даже, как ж. пу вытираю и цвет г. вна. Х.й с ними.
– Владимир Ильич – не мелочь, – мрачно возразил Новогюзов. —
…Я давно его не видел. Одно время у него была плохая кожа и он походил на жабу. А сейчас передо мной сидел лобастый матёрый волк, вожак стаи. Поберегись: в горло вцепится. —
– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —
– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.
– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.
– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —
Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —
Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.
– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.
– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —
Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —
Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —
Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —
– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.
– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.
– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —
Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —
– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —
Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.
– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —
