На той, Великой, брат отцов Иван
не в битве пал, а без вести загинул,
у мачехи скончался муж от ран,
а мой черед уже, похоже, минул…
Быть сильным – значит быть врагом:
такой удел сулило нам заморье.
Я в мае слышу не весенний гром,
а пушек рёв, несущий смерть и горе.
Уже другие войны, не одна,
пророкотали над моей Россией,
и местью мы пресытились сполна,
поскольку нам Победы не простили.
Грядой вершин встают Афган, Чечня,
где на могилах не кресты – распятья.
Как пули, до сих пор летят в меня
простоволосых матерей проклятья.
А ведь моей вины как будто нет
в том, что мы до сих пор воюем.
Я не солдат, я только лишь поэт
с душой, открытой грозным ветродуям.
И все-таки я тоже виноват,
и каждый день сознаньем горьким полню,
не в том, что я поэт, а не солдат,
а в том, что жив и все сраженья помню.
В ГОДАХ НЕ МОЛКНЕТ ЭХО
Отгремела гроза и ушла,
в горизонте растаяли тучи,
снова солнечный день над землёй.
За далёкой лесною каймой
ходит эхо волною зыбучей.
Над рекою задумались кручи,
охраняя изгибы излучин,
и разлился озон голубой.
Гул всё тише… И вовсе пропал…
Лишь зарница блеснёт на мгновенье.
Зыбкий пар над полями дрожит.
Вновь орлан в чистом небе кружит,
озирая степные владенья,
все низины и все возвышенья.
Родники продолжают биенье
и вода между кочек бежит.
Что же мне так тревожно тогда?
Я закрою глаза и себя буду слушать.
Это дядя Иван из барака стучит в мои сны,
это неясными звуками вечно полны
и тревожат доныне усталую душу.
Это тётя Елена, сбегая из плена,
даже сердцебиеньем
боится себя обнаружить;
и пойму, что во мне бродит эхо войны.
МАРШАЛ
Впритык к Оружейной палате,
на мощном, как мамонт, коне,
с лицом удлинённым, суровым
сидит достопамятный Маршал.
Пред ним в окоёмом охвате,
в рекламном дрожащем огне,
в кольце, что зовётся Садовым,
колонны авто, как на марше.
Стрелец в одеянье старинном
торгует собой, ради снимка
на фоне Кремля за спиною
и луковиц древнего храма.
У ГУМА сияют витрины,
по площади стелется дымка.
У Маршала над головою
горит не звезда, а реклама.
Он был созидатель Победы,
себя не жалея и вóйска.
При Грозном Москва вся сгорела,
и жёг Бонапарт без пощады.
Но Маршал доподлинно ведал,
с предтечами вставши по-свойски,
столицу сдавать нам не дело,
потомки сего не прощают.
Но чьи же рекламы сияют
и «Опеля», и «Мерседеса»?
Вознес «BMW» свой трезубец
короною многоэтажной.
Выходит, они побеждают
во славу своих интересов?
И кто был правитель-безумец,
отдавший Москву на продажу?
Что твёрдому взору открылось
в бурлящем котле «перестройки»?
И опыт минувших сражений
какое решенье подскажет?
Коварна правителей милость,
которые к людям жестоки.
Свержений и новых свершений
кто путь неизбежный укажет?
Напитаны кровью все тропы
К истории русской, культуре.
Скорбят над народной судьбою
святых многомудрые лики.
И здесь, где турист из Европы
себя примеряет к скульптуре,
наш Маршал молчит, как пред боем
за сердце России великой.
БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
– Дед, почему «Бессмертный полк»?
Ведь он же воевал… —
спросил мой внук,
и приумолк,
ответа он не знал.
Ну как мальчишке объяснить,
кто был убит, кто выжил,
какая их связала нить
и сделала к нам ближе?
В альбоме карточка отца
в будёновке,
в шинели —
суровые черты лица,
глаза заледенели.
Ему навечно двадцать шесть,
он военфельдшер бравый.
Здесь фото тестя тоже есть,
и он пришёл со славой.
Они Победу принесли
над немцем и японцем,
и этим нашу жизнь спасли
под вновь встающим солнцем.
Сваты на кладбище лежат
друг с другом недалече,
