На углу одной из улиц, возле магазина «Акация», сидел, поджав под себя ноги, поддатый мужичок и изучал затуманенным взором пробегающую мимо него суетливую жизнь. Высоким шишковидным лбом, крупным носом и окладистой бородой он напоминал Сократа. Наверно, именно так бы выглядел великий мудрец и оригинальный шутник, если б античные путешественники привезли ему в подарок из неизведанных земель сосуд с неповторимым славянским самогоном.
– Папироски не найдется, милейший? – интеллигентно пробасил он с ноткой обреченности в голосе.
– Не курю, извините! – ответил Ковальский.
– Эх! Здоровые все стали, некурящие… А жизнь то здоровее не становится! – вынес грустный вердикт мужичок и уткнулся сливообразным носом в засаленный отворот пиджака.
Роман выдавил ухмылку и побрел дальше, спотыкаясь о выступы пресловутой московской плитки. Полночная беседа с алкоголиком о трагикомизме бытия не входила в его планы. К тому же они вряд ли бы сошлись с ним во взглядах, хотя одно обстоятельство их все же сближало – оба не знали, что готовит для них завтрашний день.
В это время из темного переулка на параллельную улицу выплыла женская фигура и быстро зашагала в том же направлении, что и Роман. Она шла немного впереди, поэтому не могла заметить оценивающий взгляд Ковальского. Ее стройное тело обволакивало черное пальто, а пышные волнистые волосы бодро развевались на ветру. Хоть они и шли по параллельным улицам, и, согласно законам геометрии, никогда не должны были встретиться, московская планировка беспощадно игнорировала любое проявление логики. Поэтому пути Романа и незнакомки постепенно сближались, и он уже мог различить в сумраке ее бледную кожу и сосредоточенный профиль.
У Ковальского возникло стойкое желание с ней познакомиться и сопроводить до конечной цели – внутренний моральный кодекс журналиста где-то в глубине души убеждал, что это ради ее же безопасности. Правда, если бы биологический инстинкт при этом умел говорить, он бы наверняка разразился циничным смехом и посоветовал кодексу не придуриваться…
Внезапно мимо Ковальского, тяжело дыша, пролетел какой-то странный субъект в кашемировом пальто. Он подбежал к даме, схватил ее за локоть и стал что-то судорожно бормотать ей полушепотом. Роман прислушался, но уловил только обрывки фраз.
– Опять вы! Хватит меня преследовать, отстаньте! – послышалось со стороны дамы.
– Нет! Вам так просто от меня не уйти! Вы так похожи на тот идеал, который я ищу!.. Поймите, я сделаю вас счастливой! – не унимался незнакомец, глотая слова из-за одышки или волнения.
– Боже мой, вы меня достали! Пошел прочь! – толкнула она его и припустилась бежать.
Роман понял, что если не остановит этого маньяка, то будет считать себя гнусом всю оставшуюся жизнь. Изрядное подпитие добавляло ему решительности и самодовольства. И он выскочил из сумрака на мизансцену.
– Прекрати к ней приставать, козел! – без лишних формальностей прокричал Ковальский и схватил хулигана за плечо, стараясь напустить на себя как можно более устрашающий вид.
Незнакомец повернул к нему перекошенное в отвращении лицо, что-то прошипел сквозь зубы и судорожно вцепился крепкими пальцами ему в запястье.
Через секунду мужчины уже изображали при луне специфическую смесь фокстрота и кикбоксинга – ни Роман, ни незнакомец, как оказалось, толком не умели драться. Вскоре они обессиленно повалились на чахлый газон, припорошенный редкими опавшими листьями. След дамы уже простыл за одним из поворотов – победителю «рыцарского турнира» она свою честь предлагать не собиралась, а потому исход битвы был ее глубоко безразличен.
