– Дама Валенс, – процедила она сквозь зубы. – Я счастлива с вами познакомиться и чрезвычайно польщена тем, что столь важная персона, как вы, согласились давать мне уроки.
Однако ее мрачный тон и недовольное лицо говорили об обратном.
Я понятия не имела, что предписывает этикет в подобных обстоятельствах. Следует ли мне встать, поклониться в ответ или сделать еще что-то в этом роде? Я протянула девушке руку и сказала:
– Можешь называть меня Сефизой. А тебя зовут Олимпия, да?
Пусть я играю неприятную мне роль, к тому же навязанную против воли, но я совершенно не обязана при этом дурно себя вести.
Олимпия захлопала глазами, несколько секунд смотрела на мою затянутую в перчатку руку, потом словно бы нехотя сжала мои пальцы. В отличие от своей матери, Олимпия явно не горела желанием выказывать мне знаки почтения, как того требовал мой новый статус.
– Да, верно, – согласилась она, садясь за стол напротив меня. – Только должна вас предупредить: у меня довольно низкий уровень. Альвин почти ничего не смог добиться от столь посредственной скрипачки, как я.
На миг красивые черты девушки исказила гримаса боли, но она быстро взяла себя в руки, и ее лицо вновь стало похоже на каменную маску.
– По-моему, это лишь вопрос времени и труда. Врожденные способности в этом деле не главное, – решилась я высказать свою точку зрения, противоречащую общепринятым среди жрецов постулатам. – Вообще-то, научиться игре на скрипке непросто вне зависимости от того, насколько одарен ученик.
С этими словами я достала из футляра свой инструмент, выбрала одну партитуру и сняла перчатку с правой руки, чтобы удобнее было играть. Олимпия немедленно уставилась на мои руки с плохо скрываемым отвращением.
Очевидно, она в курсе, что я Залатанная. Наверняка она сейчас гадает, как выглядит моя механическая рука. Несомненно, столь привилегированная девушка, как она, ни разу в жизни не видела мне подобных…
Слухи по дворцу распространяются с огромной скоростью, это ясно, как и то, что придворные с большим энтузиазмом обсуждают мою специфическую внешность. Вероятно, за всю историю существования Собора я единственная пария, отмеченная клеймом позора, кому позволили ступить под эти величественные своды и проникнуть в общество этой касты, живущей вдали от сурового реального мира.
Заставив себя не обращать внимания на унизительный, пристальный взгляд Олимпии, я показала ей, как сыграть первую часть. Потом я повторила этот кусок помедленнее, нота за нотой, давая возможность ученице приноровиться.
В конце концов Олимпия сосредоточилась на своей скрипке и попыталась воспроизвести короткий отрывок.
Девушка не солгала: играла она из рук вон плохо. Неуклюжие пальцы, неправильная поза, множество ошибок. Я деликатно указала ей на совершенные промахи, надеясь помочь их исправить, но, похоже, ученица меня совершенно не слушала или просто не хотела стараться. Она даже не попыталась сменить позу или положение пальцев и чуть ли не открыто насмехалась над моими советами и наставлениями.
– Я же говорила, это бесполезно, у меня нет таланта, – заявила в конце концов Олимпия и пренебрежительно фыркнула.
Дрожащими руками она положила свой инструмент на стол, словно скрипка весила никак не меньше наковальни.
– А тебе хотя бы нравится музыка? – поинтересовалась я.
Непонятно, зачем столь высокопоставленной девице изучать искусство игры на музыкальном инструменте, если это занятие не приносит ей даже удовлетворения?
