Симфония времени и медные трубы - страница 59

Начфин части, высокий, осанистый лейтенант, никогда не забывающий сообщить, что до начала войны он был финансовым работником в Центральном Комитете Коммунистической партии Белоруссии, увидев Егорова, обязательно начинал напевать оперные арии, романсы Чайковского, Рахманинова (не допевая их, впрочем, до конца), звучно, раскатисто он откашливался и заводил разговоры о концертах, знаменитых певцах, дирижёрах… Комиссар Герош сразу понял начфина и на слова Егорова о том, что можно было бы попробовать и его в качестве певца-солиста, сказал:

– Начфин солист? Да он же ничего не знает! Он же бесслухий! Может быть, он когда-нибудь вам что-нибудь пел?

– Нет, товарищ комиссар! Но напевал много разных вещей…

– Вот-вот! Напевал. Он и мне напевал! Но только он ничего не знает до конца. Только начала освоил! Да и голоса-то у него нет! Нет, начфин – это для нас нуль!

Кстати, таким же нулём оказался и старый энтузиаст оркестра, его постоянный слушатель – майор Залесский! Нет, слух у него был, и, прямо можно утверждать, отличный! Но голоса не было никакого. Командовать мог, звонко, ярко, а вот вместо пения выходили какие-то хрипы, сипы. А петь-то он очень хотел!

Основные кадры певцов дали технические подразделения. Кажется, не было ни одного непоющего помпотеха. Другое дело, как и что они пели. Но у них были голоса, и их можно было научить. В общем, без особых трудов и забот был организован хор, причём совсем не такой уж миниатюрный, этак человек за 50 было в нём. Получилось так, что основным солистом стал старший лейтенант Скиба. Он обладал небольшим, но очень звучным, «летящим» тенором, очень быстро запоминал мелодический материал, пел очень прочувствованно, как говорят, «с душой», и занимался с большим желанием. Кстати: как помпотех батальона он считался одним из лучших.

Саксофоны использовать не удалось! Не так-то легко было их всё-таки освоить! А поэтому оркестровая группа выглядела так: три трубы, баритон и первый тенор (заменяли тромбоны), туба (ясно, что это была не туба, а громадный геликон), аккордеон (вот где Вениамин Краев наконец получил своё признание) и ударник с малым барабаном, тарелками и набором метёлочек, палочек и пр. Было очень много возни с тем, чтобы этот диковинный состав зазвучал более или менее приемлемо.

Большим успехом у слушателей пользовалась песенка Листова на слова Суркова «В землянке». Действительно, люди замирали и впитывали в себя звуки, особенно в той части, где поётся текст:

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега,

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага!

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

Песня эта с молниеносной быстротой распространилась по всем подразделениям и, пусть это будет в масштабах части, но стала, несомненно, всенародной. Правда, «концерты этого ансамбля» были не частыми, ведь, по сути дела, очень редко можно было собрать воедино всех участников хора, все они были заняты, и у каждого из них было своё, очень важное и ответственное дело. Но уж если выступление было намечено, то принимались все меры к тому, чтобы оно прошло с наибольшим успехом и эффектом. Обычно вечер начинал комиссар Герош. Говорил он очень хорошо, без всяких шпаргалок, очень спокойным тоном, избегал непонятной терминологии, старался строить свою речь понятной для аудитории. Он обычно говорил о последних событиях на переднем крае, о трудностях на фронте и в тылу и заканчивал обычно совершенно конкретными задачами, стоящими перед частью. После комиссара выступал ансамбль. Как правило, своё выступление ансамбль начинал с исполнения «Священной войны» А.В. Александрова на слова Лебедева-Кумача. Эта замечательная песня, рождённая в первые месяцы войны, была сейчас же принята на «вооружение» Красной Армией, причём не через приказы и усиленную популяризацию, а именно самой Армией, самими солдатами. Ведь очень интересно то, что эту песню солдаты стали петь в строю и как строевая песня она звучала грозно и сурово. А ведь по замыслу-то она написана в трёхдольном размере и для исполнения в движении не рассчитана. И, несмотря на это, хотя ударения всё время падали то на левую, то на правую ногу (тогда как в строевых песнях ударения должны быть только под левую ножку), её пели во всех подразделениях, во всех родах войск! Это говорило о том, что «Священная война» была принята солдатским сердцем и была расценена солдатом как необходимая его принадлежность. С этой песней он шёл в бой за Родину, в своей решимости защищать её до конца, не жалея ничего, отдавая свою жизнь за Родину!