– Что мы там делали? – не унимался проводник.
– Крышу Симохе перекрывали. Забыл, что ли? Ты еще солому подавал снизу.
– Все верно. Всю голову себе заморочил и вспомнить не смог.
Понимая, что парень более не заявится, снова сели изучать находки. Сашка списал с креста каждую букву, перенес надпись на бумагу, на обратной стороне начертал номера медальонов. Симоха не ошибся и новые, и старые медальоны ничем не отличались друг от друга. Были одинаковые по размеру, весу и по изображению.
– Думаю, в ближайшее время Огненные Соколы к залежам Сулема-камня не сунутся. Что будешь делать? Вернешься в лес?
– Не очень хочется. Металл плавить интереснее. В кузне работать нравится. Еще пророчество Ушвина из головы не выходит…
– Кроме тебя с печью никто не совладает.
– Ты при немце останешься, без тебя он похоже, как слепой кутенок.
– Не хочу с немцем работать, он ведь какой, от сих до сих, и ни на вершок, что сверху, что в бок. Я так не могу.
– Он тебя не отпустит, – уверенно сказал Симоха.
– Отпустит, я его условия выполнил, работу сделал. А потом с находками работы полно. Надпись на кресте надобно расшифровать, материал, из которого сделан крест, исследовать. В Разбойном приказе узнать про Огненных Соколов. Надеюсь, хоть одну медальку дашь мне с собой. Токмо ежели в Разбойном приказе скажут оставить, придется им отдать.
Приятели все распределили, наметили и уже в мыслях жили той, другой жизнью, которая начнется после возвращения немца. Но вернулся один Петухов. Ни Ланге, ни толмач с ним не приехали. Сашка по-свойски поприветствовал Николая Анисимовича и задал вопрос про качество выплавки. Дескать, как в Каменном приказе металл оценили? Петухов, не поднимая глаз, заявил, что железо справное и тут будут строить завод.
– Где же немец? – спросил Симоха.
– Где толмач? – задал вопрос Сашка.
Петухов набрал в себя воздуху:
– Немца вернули в Каменный приказ, нынче он там нужнее. Куда делся толмач – не ведаю. Про вас велено так: сказать спасибо и отпустить на все четыре стороны.
– Погодь, Николай Анисимович! В таких случаях расчет требуется.
Петухов сузил глаза, упер руки в бока и почти заорал:
– А ты посчитай, сколько ночей провел в деревенском доме, сколько раз трапезу тебе подавали, кобылку пользовал, а телега, та вообще ремонта требует.
– Ладно, стерплю. А ему? – Сашка указал на Симоху, – кабы не он и печь никогда не построили бы. Или ты тоже еду посчитаешь?
– С ним другое дело. Вот тебе, Симоха, деньги за работу. Помнишь, еще полмешка ржи получил? – Петухов положил на стол один рубль.
– Симоха, не бери, – закричал Сашка, – даст рубль, а соврет про десятку. Не бери. Пойдем в Москву, найдем дорогу к Милославскому и спросим с него за работу.
– Ах, так, тогда вы сняты с довольствия прямо сейчас! Вон из моей деревни! Иди, жалуйся, все равно вера мне достанется.
Симоха весь напрягся, глаза засверкали неистовым светом:
– Ладно, Сашка, уходим, пусть подавится. Может брюхо треснет!
Собрали свои пожитки и на ночь напросились к бабке Скворчихи. Утром двинулись на большак искать попутчиков до Москвы. Нежданно-негаданно их обогнал Прохор на коляске Петухова.
– Куда вы? – спросил на ходу.
– Может довезешь до большака?
– Мне до поворота, спешу за лекарем. Петухов животом захворал, сильно мается, не помер бы.
