Монахиня удивленно подняла брови.
– И вам удалось получить разрешение?
– Это из-за возраста Генри. Комиссия пришла к выводу, что мой муж имеет право на исключение. Посудите сами: о каких испытательных сроках может идти речь, когда человеку шестьдесят лет.
– Шестьдесят лет! – ужаснулась сестра Мария. – Мистер Доферти, вы уверены в прочности вашего брака? И простите меня за бестактность, но я вынуждена задать и такой вопрос: вы не подумали о том, что усыновленный ребенок в любой момент может вновь стать сиротой?
Сесиль вспыхнула, но Генрих и бровью не повел.
– Вам ли не знать, что все в руках Господа? – с достоинством ответил он вопросом на вопрос.
– Это так, – сдержанно кивнула монахиня.
– К несчастью, бывает, что и родители переживают своих детей, – уверенно продолжил Доферти. – Я бодр и здоров. Комиссия это учла. К тому же я богат. Мой будущий ребенок единственный наследник. Думаю, комиссия учла и это. Моя супруга из очень уважаемой семьи, в которой культ детей. Она восьмой ребенок. Наверняка комиссия учла и это, – с любезным поклоном заключил он.
Сестра Мария улыбнулась.
– Мне приятно об этом знать, но, простите, теперь я обязана задать вопрос миссис Доферти, – уже мягче произнесла она. – Миссис Доферти, вы молоды и, согласно документам, способны иметь своих детей. Как это отразится на усыновленном ребенке?
Сесиль растерялась и беспомощно посмотрела на мужа.
– Там же написано, что Генри не может иметь детей, – едва слышно пролепетала она. – Откуда же возьмутся дети у меня?
«Она сама еще ребенок, – внутренне подосадовала сестра Мария. – Ах, эти члены комиссии. Они готовы войти в чье угодно положение, но только не в положение несчастных крошек. С тех пор как в опекунский совет и комиссию по усыновлению ввели простых обывателей, началось это безобразие. Когда решение принимали только профессионалы, к вопросу усыновления подходили гораздо строже. Во всяком случае, никто бы не доверил ребенка старику и девчонке. Он, видите ли, богат. Но разве деньги могут заменить малышке семью, любящих отца и мать?»
– Не сомневайтесь, я буду хорошей матерью, я даже пеленать умею! – словно услышав мысли сестры Марии, воскликнула Сесиль, чем тронула доброе сердце монахини.
– Даже так? – улыбнулась она. – Где же вы этому научились?
– У меня были младшие братья и сестры. Нас у мамы дюжина: двенадцать человек.
– Ах вот как. Ну что ж, тогда пройдемте к детям. Кстати, здесь нет грудных, поэтому ваше умение пеленать пока не пригодится. Я правильно поняла, вы впервые обратились в подобное общество?
– Да, – подтвердила Сесиль.
– Тогда должна предупредить: приготовьтесь к разочарованию.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Доферти.
– Ничего страшного, – успокоила его сестра Мария. – Лишь то, что, возможно, вам не удастся сделать выбор именно сегодня. Многие пары подолгу ищут своего малыша, и от момента получения разрешения на усыновление до самого усыновления порой проходят месяцы, а то и годы.
– Я не шляпку выбираю, а ребенка, – запальчиво воскликнула Сесиль, – и уверена, что мы здесь первый и последний раз!
Монахиня нахмурилась.
– Не осуждаю тех, кто долго выбирает, – строго сказала она. – В таком серьезном деле спешка подобна преступлению. Миссис Доферти, если вы не хотите выглядеть в моих глазах легкомысленной, поясните, пожалуйста, что вы имели в виду.
Генрих нервно заерзал в кресле, но Сесиль на этот раз не стушевалась. Она горделиво вскинула голову и четко произнесла:
