Она сделала шаг вперёд, и в тот же миг туман расступился, открыв перед ней фигуру – высокую, закутанную в плащ. Тот же незнакомец, что был в Лондоне, тот, кого она видела на фреске. Его глаза сверкнули синим, как осколки Грааля, и он поднял руку, указывая в сторону арки.
– Ты не готова, – произнёс он, его голос был подобен гулу, что поднимался из-под земли, глубокий и холодный, как лёд в сердце Альп. – Поверни назад, пока можешь.
Элизабет сжала кулаки, её ногти впились в ладони, оставляя красные следы.
– Я не уйду, – ответила она, её голос был резким, но дрожал от усталости и упрямства. – Не после всего. Ты знаешь, что я ищу. Ты знаешь, где оно.
Он смотрел на неё ещё мгновение, его взгляд был тяжёлым, как камень, что давил на её грудь, затем отступил в туман, оставив за собой лишь слабое сияние, что растворилось в воздухе. Элизабет вдохнула глубже, её лёгкие наполнились холодом и сыростью, и шагнула на первую ступень, чувствуя, как Ланкаир обнимает её своими тенями, как паук, что затягивает добычу в глубину паутины.
Ступени под её ногами были скользкими от влаги, каждый шаг отзывался эхом, что множилось в темноте, будто десятки невидимых спутников следовали за ней. Лестница уходила вниз крутым спиральным изгибом, её стены, высеченные из гладкого чёрного камня, блестели в свете фонаря, отражая слабые искры, словно звёзды, заточённые в глубине породы. Воздух становился гуще, пропитанный запахом сырости и чего-то едкого, почти живого – как дыхание земли, пробудившейся от долгого сна. Гул, что она слышала снаружи, усиливался с каждым шагом, превращаясь в ритмичный пульс, который она ощущала не только ушами, но и кожей, костями, всем своим существом. Он был как сердцебиение, но не её собственное – оно принадлежало чему-то большему, древнему, что жило здесь, под этими руинами.
Фонарь в её руке дрожал, его луч то расширялся, освещая вырезанные на стенах символы – змеи, обвивающие кристаллы, и созвездия, чьи линии казались живыми, пульсирующими в такт гулу, – то сужался до тонкой нити, теряясь во мраке. Элизабет остановилась, чтобы перевести дыхание, её грудь вздымалась от усталости, и заметила, что синие цветы, пробивавшиеся наверху, здесь тоже присутствовали: их тонкие стебли тянулись из трещин в камне, а лепестки мерцали, как крошечные маяки, указывая путь вниз. Она протянула руку к одному из них, её пальцы коснулись лепестков, холодных и гладких, как стекло, но цветок вдруг сжался, спрятавшись в трещину, будто испугался её прикосновения.
– Что ты скрываешь? – пробормотала она, её голос был хриплым, почти шёпотом, но он отразился от стен, вернулся к ней искажённым, как чужой. Ответа не было, но гул стал громче, словно подгоняя её вперёд, и она почувствовала, как её кожа покрывается мурашками, а в груди зарождается чувство, что она не одна.
Лестница закончилась широким залом, чьи своды терялись в тенях высоко над головой, их края были неровными, как будто высечены не руками, а временем и стихией. Элизабет подняла фонарь, и свет выхватил из мрака ряды каменных полок, уходящих вглубь, как бесконечный лес колонн, чьи тени танцевали на полу. Это была библиотека – не из книг, а из плит, высеченных из чёрного камня, каждая из которых хранила строки текста, вырезанные с ювелирной точностью. Пол под её ногами был выложен мозаикой: узоры из синего и белого камня складывались в изображение звёздного неба, где созвездия сияли, как живые, а в центре зала возвышался пьедестал, пустой, но окружённый слабым сиянием, будто что-то невидимое всё ещё занимало его место.
