***
Вечером Василиса вернулась домой, но бабку не застала, непонятная тревога овладела девочкой, она прохаживалась от окна к окну, пристально вглядываясь вдаль, напряжение росло… И когда уже правнучка вознамерилась пойти на поиски бабки, сенная дверь хлопнула, а следом послышалось копошение. Василиса выбежала. Агая Васильевна сидела на крыльце и разбирала пучки сухих и свежих трав: там были мелкие желтые цветочки, темно зелёные кустики, светлые, почти прозрачные травинки, и много других… из всего этого разнотравья Василиса узнавала только крапиву и ромашку.
– Неси ведро поганое из сарайки, – подняла голову старуха.
– Поганое? – в недоумении переспросила Василиса.
– Ну… старое мятое ведро…– уточнила бабка, – Оно поганое от того, что для всяких нечистых дел…
«Нечистых!» – звякнуло в голове Василисы, – «А может… может она ведьма?!»
– Чего стоишь, глазами хлопаешь? – рассмеялась старуха, – Нечистые дела, то бишь – грязная работа.
«Ты меня не проведёшь…» – хмыкнула Василиса, пробежала до сарая, схватила старое мятое ведро. Бабка Агая установила его на два кирпича, положила на дно древесную стружку, немного бересты и мелких щепок, сверху кинула берёзовые угли, подожгла содержимое. Василиса присела на завалинку, следила за каждым её движением. Когда пламя опало, а угли затлели бабка распорядилась:
– Дери, Василиса, траву пырей по краю забора у огорода!
Василиса нарвала пучок и подала его бабке. Агая укладывала траву на тлеющие головёшки: пучок пырея, ветки желтых цветов, еще пырея, сверху немного тёмно-зелёных кустиков, так слоями она набила полное ведро, а остатки трав сложила в сенях у входа. Из ведра повалил густой белый дым, со сладким пряным запахом, Василиса принюхалась и толи от усталости, толи от ароматных эфиров почувствовала легкое головокружение… «Овамо-сямо сегда отишие отай беречи…» – словно сверху прошелестел ветер. Девочка тряхнула головой и подняла взгляд, под крышей на желобе дремали воробьи.
– Вот! – бабка Агая оборотилась к правнучке, – Это и есть курева! Вишь, жар спадает, ветер к вечеру совсем утих и вот они – комары зажужжали… – старуха приложила палец к губам и Василиса прислушалась.
Действительно едва уловимый тонкий комариный писк слышался повсюду.
– Завтра дёготь варить буду, после им одежду и тело мазать станем, чтоб ни один гад укусить не смог.
«Может и правда я слишком фантазирую? Всему ведь объяснение найдется, если логически подумать…» – умиротворённо вздохнула Василиса.
Перед сном бабка Агая чинно восседала во главе стола и рассказывала Василисе о далёких временах, о трудных и счастливых годах, выпавших на её веку, девочка как завороженная слушала былины, лаская разомлевшего Матвейку.
– А какая ты была, бабушка Агая, в молодости? – полюбопытствовала Василиса, – Может у тебя фотографии есть в альбоме?
– Фотографий нет, я за жизнь дважды фотографировалась на карточки для пачпорта, а вот для портрету, не выдалось…
Василиса поглядела на прабабку: сухое, немного вытянутое лицо, смуглая, с бронзовым отливом кожа, испещренная множеством мелких и глубоких морщин, острый выдающийся вперед подбородок, обветренные полные губы, справа над верхней губой и чуть повыше на впалой щеке две крупные родинки, глубоко посаженные, но выразительные иззелена карие глаза с остатками некогда густых ресниц, дуги серебристо черных бровей – всё в ней казалось девочке каким-то сказочным.
