– Если завтра ничего не получится, то я буду рад быть с тобой в эти последние часы. Мне очень жаль, что мы сюда попали. Я хотел для тебя лучшей жизни.
– Ты не виноват, Линс. Нельзя извиняться за то, что ты хотел сделать что-то доброе. В нашем мире появилось столько зла, что нам нужно извиняться лишь перед собой. А те, кто не умеют этого, вовсе не имеют души.
– Думаешь, душа реальна?
– Да, думаю! Не всё можно объяснить наукой. Может, из-за истории мы привыкли верить в сверхъестественное, но мне кажется, что не будь у нас с тобой души, мы бы уже не жили вовсе.
– А у кого её, например, нет? У Экаха?
– У него точно её нет, как и совести. Вероятно, продал, как рабов, или съел, не подумав.
– Не заметила, как легко стало говорить о чём-то подобном, когда уже всё равно на запах, внешность, боль и прочее?
– Да, заметила. Ещё давно! Только раньше говорить было не с кем. А теперь есть!.. – она с улыбкой посмотрела на меня и взяла за руку, чтобы просто подержать.
– Почему Эках делает это? Сводит нас с ума, говорит что-то про жертву и заставляет творить что-то отвратительное, – спросил я и чихнул, чувствуя боль в груди. Видимо, начинаю заболевать.
– Будь здоров. Ну, может, он безумец. Или пытается что-то доказать. А может, ему приказали.
– Даже если его и заставляют, неужели ему своя жизнь дороже других? Он же наверняка крал этих детей, потом убивал, скармливал другим и вот.
– Линс, прекрати. Мне страшно представить, что будет завтра. Не пытайся понять его. Некоторые поступки нельзя оправдать. Если он может, то и не стоит его слушать. Всё же есть некоторые устои, которые помогли нам сохранить род вринаков за столько лет, и вот Эках их нарушает. Поэтому не стоит думать о жертвах, религии и философии. Если его не приучили к состраданию и другой морали, то это не его свобода или толерантность. Это глупость и настоящая беда.
– Ах. Что, если эти дети тут не просто так? Он ведь говорил про жертву. Может, они были жадными детьми богачей или же просто преступниками.
– Линс, – она положила свою руку мне на щеку и, прищурившись, замолчала.
– Ну чего? – спросил я, дотронувшись до руки.
– Насилие порождает насилие. И лишь им же всё и кончится. Если они плохие дети, то будут плохими вринаками. А Эках не хороший. Он если и научит быть жертвенными, то каждый будет его ненавидеть и делать то же самое, лишь бы успокоить боль, что он поселит. Дай им волю – и каждый будет хуже зверя. Он настроил их так, что мысль об его убийстве станет главнее, чем найти родных.
– Ты права, – расстроенно ответил я.
– Ты хороший вринак, Линссел. Но у зла глаза велики и в них нет правды. Лучше отдай свою заботу и внимание кому-то, кто её по-настоящему заслуживает.
– Ох. Ты права, как никогда! Мне нравится ход твоих мыслей.
– Хех. Всё же книжки полезно читать.
– И отдавать заботу тоже полезно. Можно получить что-то взамен.
– Что, например? – удивлённо спросила она.
– Дружбу, – ответил я и поцеловал Ниферрит в лоб.
– Ух, – она засмущалась и даже забыла о боли. Её это так растрогало, что она закрыла глаза руками и тихонько дышала.
– Эх ты, стесняшка, – подшутил я, понимая, что мне уже абсолютно всё равно, что будет дальше.
Следующий день начался с холодной воды из тазика в лицо. Эках поливал нас до тех пор, пока мы не перестали издавать звуки, а мне с моей рукой прилетело больше всех, поэтому я промок до нитки и слегка обледенел.
