Сирена морских глубин - страница 8
Констебль протестующе поднял руку.
– Я не желаю тратить целый день, наблюдая, как ты снимаешь свой короб, а потом помогая тебе опять взвалить его на спину, – проворчал он. – Проклятые деревенщины считают, что у меня полным-полно времени. Просто заплати пошлину.
Чунчжа открыла кошелек, висевший на шее, и достала оттуда две монеты, которые констебль нетерпеливо выхватил у нее из пальцев и, прежде чем спрятать, внимательно изучил.
– Когда назад собираешься?
– Завтра утром, господин. Я буду возвращаться с поросенком.
– Свинина – еще одна штука, которую у вас на Чеджудо отлично готовят. – Выражение лица констебля смягчилось. – Но таких вкусных бараньих ножек, как у моей мамы, я тут покамест не нашел. – В животе у него заурчало, и он махнул девушке, чтобы проходила. – Что ж, ступай. Иди.
– Не хотите ли пиндэттока, господин? – поддалась внезапному порыву Чунчжа. – Я могу поделиться.
Она достала из поясной сумки матерчатый сверток и развернула его. Внутри обнаружились два толстых пшенных блинчика с начинкой из моркови, репы, зелени и яиц.
– Это очень мило с твоей стороны. Работая на воздухе и охраняя дорогу, можно ужасно проголодаться.
Констебль взял тот из двух блинчиков, что был толще. Он откусил большой кусок и стал с чавканьем пережевывать, пока Чунчжа заворачивала оставшийся блинчик и убирала его обратно. Кусочки блинчика валились у него изо рта, прилипая к бороде и усам.
Мужчина схватил Чунчжу за руку и с набитым ртом пробухтел:
– Вкусно. Действительно вкусно. Сама готовила?
– Нет, моя мама.
– Она живет поблизости?
– В деревне Одинокий Утес, господин.
– Как считаешь, согласится она продавать еду оголодавшему полицейскому вроде меня?
– Я узнаю у нее, господин, когда вернусь домой.
– Непременно узнай. Скажи ей, пусть спросит констебля Ли в военном комиссариате Согвипхо.
Чунчжа снова поклонилась.
– Мне уже пора, господин, – проговорила она. – Если я не поспешу, морские ушки погибнут.
– Ну так беги! – подтолкнул ее мужчина. – Ты что ж думаешь, это светская беседа?
Девушка пустилась быстрым шагом, чтобы наверстать упущенное время. Но тут же остановилась, потому что констебль крикнул ей вслед:
– Погоди! Как зовут твою мать? Я найду ее, если ты забудешь передать!
– Го Сукчжа.
И констебль махнул девушке, отпуская ее.
Чунчжа щурилась на солнце. Воздух быстро нагревался, и после обеда в пути она потеряла счет времени. Над головой кружили черные дрозды, пронзительно крича: «Ва-ва, ва-ва!» Заслышав журчание ручья, девушка пробралась к нему между деревьями, сняла короб и стала полными пригоршнями пить воду. Прежде чем снова взвалить на себя ношу, она ополоснула лицо и шею.
Широкая пешеходная дорога, сперва пологая, петляя между вечнозелеными растениями, становилась круче и ýже, лишалась гладкой, утоптанной поверхности и все больше походила на едва заметную тропу, проложенную дикими животными. Короб якорем тянул Чунчжу вниз. По ее спине струйками стекал пот, раздражая кожу, до крови натертую веревками. В соломенные сандалии набивались песок и камешки.
Чунчжа с кряхтеньем продолжала идти вперед, не обращая внимания на боль в ногах и головокружение, вызывавшее у нее желание лечь и уснуть. Она полностью сосредоточилась на сохранении темпа и, когда прямо ей в лицо метнулась звериная морда со взъерошенной шерстью, от неожиданности даже не успела испугаться.
Кабан? Чунчжа отшатнулась, приготовившись к мучительным ударам копыт и клыков.