Сиреневый «Рай» - страница 19

Напряжение нарастало. Он продолжал что-то втолковывать полицаям, тыкал длинными пальцами в некоторых, махал руками – сущий чёрный ворон! На это полицейские крутили головами и молча, исподлобья переглядывались между собой.

На мгновение взгляды Миши и Эти встретились. В эту секунду его глаза показались ей огромными и испуганными, глубокими, как бездна. Было ясно – они кричали, словно хотели предупредить её о чём-то, что-то ей сказать. Но сразу на него зло закаркал Ворон, и Михаил тут же опустил глаза, отвернулся и мотнул головой, словно желая избавиться от наваждения.

Видимо, его кричащий жест перехватил эсесовец, но тогда вида не подал, а продолжил инструктаж. Вскоре круг полицейских распался, и Этя начала глазами искать Мишу и нашла его, но с удивлением вдруг поняла: за эти несколько минут с ним что-то произошло. Он не просто изменился – он стал совсем иным. Повернувшись, Миша шёл сейчас не к ней, а, словно пьяный, рассеянно брёл совершенно в другую сторону. Тут же, заметив это, его догнал Ворон, сильно дёрнул за ремень карабина, и издалека было слышно, как он прокричал в исступлении:

– Сфоё-ё мэст-то иди! Туда-туда! – и точно указал пальцем на Этю, остолбеневшую от неожиданности и предчувствий. Миша обречённо и покорно, не поднимая головы, отводя в сторону глаза, медленно повернулся и пошёл, куда требовал каратель.

В это время в разных частях колонны послышались истошные крики. И сразу всем стало ясно – кричат маленькие дети и страшно голосят женщины. Офицеры опять забегали вдоль колонны, громко командуя полицаями. И те по их приказанию быстро растворились в гуще колонны. Они зыркали глазами, высматривая детей, и пытались оторвать их от обезумевших матерей. Матери же, сжимавшие и заслонявшие своих кровиночек, были перепуганы насмерть. Полицаи с силой тянули крошек на себя, и матери, повинуясь вековому инстинкту, были не в состоянии причинить боль чадам. Они заворожённо разжимали объятия, отпускали цеплявшиеся за них руки, скользили по ним, но не могли, не хотели рвать дитя на части.

А детишки наоборот, как зверятки, визжали, колотили полицаев ногами, царапались, но всё же уступали силе и безвольно повисали на их руках.

– Проф-филактик! Отдэльно дети! Отдэльно мама! Потом-потом вместе! Порядок! Порядок! – гортанно орали мокрые эсэсовцы. Колонна мгновенно превратилась в ревущее раненое животное, извивавшееся и корчившееся змеёй, готовое в своём справедливом гневе на всё. Офицеры выхватили пистолеты из кобуры и стали размахивать ими в воздухе, уже обращаясь к полицейским:

– Ahtung! Оружие! Ahtung!

И теперь уже полицаи начали вскидывать карабины, щёлкать затворами и набрасываться на разъярённых и смертельно испуганных матерей. Они отрывали детей от трясущихся женщин и быстро удалялись с ними в сторону соседних кустарников. Крики и плач сотен несчастных жертв, казалось, раскачивали небеса и деревья.

В голове Хаи всё помутилось:

– Что это? Что делают эти люди? Чего они хотят? Зачем они тянут к себе хрупкие мокрые тела? Что они задумали? Зачем им наши дети?

Этя прижалась к матери и с ужасом следила за происходящим. Они стояли, крепко обняв друг друга, и им казалось, что сейчас разделить их невозможно. Да и, наверное, не нужно. Этя была вровень с матерью и со стороны выглядела взрослой, но Ворон был начеку. Он показал на неё пальцем побледневшему, как полотно, Михаилу: