Сиреневый «Рай» - страница 20

– Жидоф-фочку тоже тавай!

И сразу тот луч, который ещё недавно появился с небес оттого, что Мишка был с ней рядом, тут же потускнел и спрятался. Мишка знает, что происходит? И почему не улыбается? Ведь он идёт к ней! А Миша медленно приближался. Он понимал, что не сможет сейчас прикоснуться к Эте, силой потянуть её на себя, оторвать, увести. Всё это было выше его сил. Ворон тоже весь напрягся и, подняв к небу клюв, зорко следил немигающим птичьим глазом.

Мишка был уже совсем-совсем близко. А дальше произошло то, чего не ожидал никто. Объяснить это было невозможно, но Этя плавно и нежно сняла руку матери, вцепившуюся в её плечо, легонько отстранила от себя, поцеловала Хаю в лоб и твёрдо сказала, глядя в глаза:

– Это профилактика, мама! Я скоро!

А та, словно загипнотизированная, послушалась. Она ещё продолжала смотреть на дочь, но не произнесла ни звука. Её глаза были полны горя и слёз. Хая просто ослабила, разжала объятия и тут же медленно опустилась на колени…

Но Этя уже удалялась и не оглядывалась, она смотрела сейчас только на Михаила. Он же горящим взглядом словно просил её остановиться, не идти ему навстречу. Даже Ворон замолчал от этой необычной сцены и прекратил орать.

Пройдя рядом с возлюбленным, девушка направилась прямо к кустам. За ней, спотыкаясь, шёл Михаил. Было странное ощущение нереальности происходящего. Будто нет больше здесь никого вокруг. Только он и она. Они ступали медленно и отрешённо. Было ясно – впереди неизведанное. На минуту выглянувшее из-за туч солнце, дождливый день, мать, крик и стон вокруг с каждым шагом отдалялись теперь от них. А впереди, за пеленой дождя, маревом тумана, расступавшимися как по волшебству перед ними кустами, уже открывалась бесконечная даль. Этя шла с поднятым к небу светлым лицом, и казалось, что она ищет или уже нашла на нём что-то хорошее. Слабая улыбка застыла на её лице, как маска. Даже Михаил сейчас стал другим. Он выпрямился, даже порозовел и, глядя на любимую, приободрился. И снова особенным блеском загорелись его глаза.

Да, что там впереди, они не знали. Но как же было здорово, что они наконец-то вместе! Словно в долгом бесконечном сладком сне. Им обоим сейчас казалось, что там их ждёт новая неведомая жизнь, и никто уже не сможет им помешать, разлучить их…

Так они подошли к краю ямы.

Она впереди, он на несколько шагов сзади, и остановились. Сквозь застилавший глаза дождь он видел перед собой её плечи в промокшей кофте и прилипшие к шее завитки тёмных волос. И тут ему вдруг стало страшно. Дальше идти было некуда.

Этя обернулась. Теперь они стояли друг перед другом в нескольких шагах. Она провела ладонью по лицу и зачем-то коснулась её языком. Солёная! Этя поняла, что плачет. Зачем? Ах да, ведь рядом горе, крик, стон, плач. И опять всё это показалось ей сном. Но теперь уже страшным, злым, мокрым, холодным наваждением.

На поляне, невдалеке от них, с пистолетом, широко расставив ноги в сапогах, стоял, как чёрное злое изваяние, Ворон. Вдруг стало явным происходящее вокруг. Из пелены дождя откуда-то сбоку появился полицай. Он медленно нёс, держа за ножку, захлёбывавшегося в плаче младенца. За ним шёл ещё один, на ходу обыскивая кулёк с уже хрипящим крохой.

– Пустой… – разочарованно сказал он, отбрасывая в сторону одеяла и пелёнки, словно ожидал увидеть там драгоценности. Но их там не было…

– Прост-т-то! Фниз бро-ось! Не-е нато стрелпа! Копай теп-п-перь! – командовал Ворон.