– И не увидел золота.
– Я увидел медь, брат Даниель, которая, в бытность свою новой, наверняка ярко блестела. При определённом освещении французы – католики, падкие до соблазнов мишурной роскоши, – могли счесть её золотом.
– Ты думаешь, так и возникла легенда?
– Я уверен. Однако «Минерва» существует на самом деле – я видел её на якоре день или два назад меньше чем в полумиле отсюда. Вот, кажется, она, перед Лаймкилнским доком.
Брат Норман указал на отрезок реки, где покачивались на якорях не меньше сотни судов, из них треть – большие океанские трёхмачтовики. Даниель даже смотреть не стал.
– Она с острыми обводами и сильным завалом бортов – школа покойного Яна Вроома, прекрасно вооружённая, приманка и гроза пиратов, – продолжал брат Норман.
– Я провёл на «Минерве» два месяца и всё равно не отличу её с такого расстояния от других трёхмачтовиков, – сказал Даниель. – Брат Норман, когда корабли отплывут в Санкт-Петербург?
– В июле, если Бог даст и если пушки доставят вовремя.
– Любезный, – обратился Даниель к лодочнику. – Я пойду переговорить с господином Кикиным, а вас тем временем попрошу доставить записку капитану ван Крюйку на «Минерву».
Даниель вытащил карандаш и, примостив клочок бумаги на перевёрнутой бочке, написал:
Капитан ван Крюйк!
Если в Ваши намерения входит совершить обратный рейс в Бостон, то я поручил бы Вам забрать оттуда и доставить мне в Лондон, желательно не позднее июля, некоторые вещи. Мой адрес: Королевское общество, Крейн-корт, Флит-стрит, Лондон.
Даниель Уотерхауз
Медвежий садок мистера Уайта
получасом позже
Даниель посещает медвежью травлю
ПРИМЕРНО ТРИ ЧЕТВЕРТИ КРУГА было отведено под стоячие места, остальную четверть занимали скамьи. Протиснувшись мимо нонконформистов, которые пытались не пропустить входящих или хотя бы сунуть им в руки памфлет, Даниель заплатил целый шиллинг за место на трибуне и мешок с соломой под костлявый старческий зад. Он сел на край скамьи в надежде, что успеет отскочить, если она рухнет, – строил её явно не Рен. Отсюда Даниель мог смотреть прямо через арену в лица двум русским, которые пробились вперёд, – подвиг нешуточный, учитывая, что расталкивать пришлось саутуаркских корабельных рабочих. Правда, высокий русский был настоящий великан – господин Кикин, стоящий впереди, едва доходил ему до ключицы. Зрителям, оказавшимся сзади, приходилось по очереди сидеть друг у друга на плечах.
За трибуной остановилась запряжённая четвёркой карета, которую оберегали от ротерхитской толпы кучер и лакеи в пудреных париках. Даниель удивился, что обладатель роскошного экипажа поехал смотреть медвежью травлю в такую даль. До театров и медвежьих садков Саутуарка можно было добраться без труда – какие-нибудь десять минут на лодке, – сюда же приходилось долго ехать мимо зловонных дубильных мастерских.
С другой стороны, будь эти люди брезгливы, они бы вообще избегали таких мест. Герб на дверце кареты был Даниелю незнаком, что наводило на мысль о его недавнем происхождении, а глядя в спину хозяину экипажа и двум его спутницам, ничего больше заключить не удавалось.
Кроме этих троих, на трибуне сидели ещё несколько хорошо одетых господ, видимо, прибывших по воде, каждый поодиночке. Даниель вынужден был признать, что не особо выделяется на их фоне.
Зрелище строго следовало классическим канонам, то есть пяти минутам собственно потехи предшествовал часовой балаган. Сначала громко и цветисто объявляли, чт
