– Григорий Олегович, ну, что же вы молчите? – первым не вытерпел штурман.
– Гм. Да. Товарищ командир первого ранга… это запрещено предписанием. Я еще не успел вам об этом сказать, – с некоторым трудом произнес Березин.
– Что запрещено? – удивленно спросил Захаров.
– Рассказывать про обстоятельства, при которых мы попали сюда, – ответил Березин.
– А где родился? Где служил? Это не запрещено? – допытывался Захаров.
– Об этом ничего не сказано.
– Значит, можно?.. – не унимался Захаров. Ему все больше и больше становилось интересно, почему он своими, как ему казалось, невинным вопросами нагнал столько страху на всех, и особенно на Березина.
– Наверное… но лучше этого не делать, – побледнев, ответил старпом.
– Вы имеете в виду прилюдно?
– Наверное…
– А что за предписание, о котором вы все время говорите?
– Предписание о неразглашении государственной тайны, которое мы все подписывали.
– А почему тогда я не подписывал?
– Вы тоже подписывали, только, наверное, не поглядели, когда подписывали, – пролепетал Березин.
– Интересно… гм. Тогда извините меня, товарищи офицеры, что я вас поставил в неловкое положение. Очевидно, мне еще необходимо проконсультироваться по этому вопросу у товарища Канарейкина. Что ж, тогда, я думаю, все свободны, а Павла Витальевича я попрошу остаться.
Команда старших офицеров покинула кают-компанию со смущенно-молчаливым видом.
– Павел, что случилось? – спросил Захаров, когда они остались одни.
– Ничего не случилось. Ты затронул тему, на которую наложено табу. Ответственность за это лежит на Березине, а ты его при всех припер к стенке своими вопросами.
– Так, хорошо. Что мне теперь делать?
– Ты же сам только что сказал, что нужно проконсультироваться у Канарейкина. Так иди к нему и выясни у него, может, он тебе и скажет… Во всяком случае, попытайся, – посоветовал Заленский.
Захаров молчал, предвосхищая в голове разговор с Канарейкиным, потом, повернувшись к Заленскому, спросил с надеждой:
– Ты тоже не скажешь, как попал сюда?
– Не знаю: сначала сходи к Канарейкину, а там посмотрим.
– Ладно.
Захаров покинул лодку с терзавшим его вопросом о секретном предписании и некоторым разочарованием Заленским. Он еще совсем недавно считал его человеком, на которого можно положиться в трудную минуту, если таковая придет. И тут он дал трещину в пустячном вопросе. Как теперь быть? С кем теперь работать?
Захаров приблизился к двери кабинета Канарейкина быстрым шагом. Мимоходом скользнув карточкой по щели металлической коробки и нажав на кнопку, он, не дожидаясь ответного действия электронного замка, толкнул дверь, но та была еще заперта. Выразив ударом кулака свое неудовольствие, он отошел. И тут в двери что-то щелкнуло, и он, не теряя ни минуты, проследовал в кабинет Канарейкина.
– Мне нужны личные дела всех членов моего экипажа… – с ходу заявил Захаров, едва переступив порог. Органическая гора человеческого мяса даже не шевельнулась.
– Вы меня слышите? – не снижая тона, подойдя чуть ли не вплотную, спросил Захаров.
– Ага, – не снимая очков и не отрываясь от бумаг, обнаруживая свое духовное присутствие, ответил Канарейкин.
– Я вам еще раз повторяю: мне нужны личные дела всех членов экипажа, – еще настойчивее потребовал Захаров.
Канарейкин лениво взглянул на него.
– А чего так кричать-то?
– Потому что случилось ЧП. А вы ноль внимания.
– Неправда, Иван Алексеевич. Вы еще были на подходе, а я уже знал, что вы ко мне идете и чего от меня хотите, – он достал из ящика уже знакомую Захарову телефонную трубку и демонстративно показал ему. – А вы говорите, что я не обращаю никакого внимания. Случись что на базе – я первый буду об этом знать.
