– Тогда я жду от вас личные дела.
– А их у меня нет.
– Как это нет?
– А так.
– Тогда где они?
– В центре, в Москве…
– Значит, давайте их востребуем.
– Интересно, каким образом их вам сюда, на край света, доставят.
– С командой курьеров.
– И с ротой солдат в придачу, – рассмеялся Канарейкин.
– Это не смешно, – Захаров был разозлен не на шутку.
– Почему? – удивленно спросил Канарейкин.
– Потому что мне с этими людьми работать, а не бочки катать.
– Ну и что ж, что работать.
– Ничего. Как мне связаться с генералом?
– Помилуйте, Иван Алексеевич, зачем вам генерал? Вы что, и у него намерены потребовать эти дела? Так и он вам их тоже не даст.
– Тогда я отказываюсь дальше работать, – садясь в кресло, сказал Захаров.
– А вот это новость.
– Для вас новость.
– Неважно.
– Я не могу работать с людьми, о которых ничего не знаю. Кстати, что за предписание, запрещающее рассказывать о себе или о том, как попал сюда?
– Обыкновенное предписание, распространенное в нашем подразделении.
– Обыкновенное? – удивленно повторил Захаров.
– Да, обыкновенное. А зачем, скажите мне, вам или еще кому-то знать, при каких обстоятельствах его или вас отобрали сюда? А вдруг там содержатся какие-то сведения, о которых человек предпочел бы забыть, потому что они ему приносят боль. А зачем, скажите, пожалуйста, нам такой человек, у которого с чувствами не все в порядке? В таких сложных психологических условиях, в которых приходится нам служить, можно и сбрендить. Люди, знаете, Иван Алексеевич, очень болтливы и могут поэтому, сами того не подозревая, нанести себе случайно вред, рассказав, не подумав, что-то о себе. Этим предписанием, указанием (назовите, как хотите) мы взяли на себя функцию сторожа их душевного покоя. Страх лучше всяких клятв сидит в них. И он никогда не позволит им переступить запретную черту.
– Я командир подводной лодки, которая на своем борту несет очень мощное оружие. Я же должен знать, кем я командую… На что эти люди способны… и чего от них ожидать.
– Узнаете, узнаете, Иван Алексеевич, я предоставлю вам карты психологических тестов на каждого. Этого вам будет, я думаю, более чем предостаточно. Вы же себя не мните, я надеюсь, психологом экстракласса?
– Нет.
– Ну вот, и я вас умоляю: не рассказывайте про себя больше ничего. Довольно и того, что вы тогда на пирсе сказали. Кстати, для вашего же блага.
– Почему?
– Потому что это нарушение предписания. А за это нарушение вы можете быть отчислены. И тогда…
– Что тогда? – Захаров посмотрел ему в глаза
– Вы сами знаете, что тогда, – с улыбкой, отводя глаза в сторону, ответил Канарейкин.
– Я не знаю, что тогда…
– Не знаете, – хитро спросил Канарейкин, – или делаете вид, что не знаете?
– Это не имеет значения. Мне интересно знать, что вы мне скажете.
– Хорошо, я вам скажу, чтобы отбить охоту у вас выпытывать у своих подчиненных подробности их личной жизни. Каждого, кого отчислят, ждет продолжение той жизни, из которой его выдернуло наше управление. Как правило, я конечно, не знаю в отношении вас, но вот у других там наступал не очень счастливый конец. Поэтому, если вы кого-то и раскрутите, то знайте, что вы не пострадаете за это, но его летальный исход будет на вашей совести, – жестко сказал Канарейкин.
– Мы выйдем в море, и тогда ваша власть кончится, – начал игру Захаров.
– Значит, тебя и такие мысли посещают? – загадочно произнес Канарейкин.
– Да нет, мне просто интересно.
