– Что, если утрата будет возмещена веселой и доблестной жизнью, и народ забудет прошлую скорбь; но разве не отдам я свою жизнь, которая принадлежит Тиодольфу? Нет, пусть он получит все мое блаженство. Разве не может случиться, что он погибнет в веселом бою, а я умру от тоски?
И она медленно спустилась с Холма Говорения. Те же, кто видел ее, видали только нищую бродяжку. Так отправилась Вудсан своим путем, и пусть лес укроет ее.
Однако чуть погодя Холсан пробудилась и села со вздохом; только теперь она не помнила ни огоньков на крыше чертога, ни подобных полотнищам алой ткани пламенных языков, не помнила и того, что недавно говорила о грядущем. Все забыла она – кроме разговора с кметиней, и той прекрасной женщины, которая наклонилась к ней, поцеловала и обняла. И знала Холсан – то была ее матерь, а еще помнила, что плакала, и посему понимала, что говорила мудрые речи. Словом, вышло с ней так, что забыла она свое предсказание – как нечто сказанное во сне.
Спустившись с Холма Говорения, направилась она к Женской Двери в чертог, и на пути этом встречала женщин, стариков и молодежь, без особой радости возвращавшихся с поля; и многие посматривали на нее так, как если бы хотели о чем-то спросить, но боялись. Однако, оказавшись между ними, Холсан обнаружила, что печаль ее миновала, и ласково поглядывая то на того то на другою, отправилась на женскую половину и там занялась тем, что попало под руки.
Глава VI
О разговоре, что случился по пути на Фольктинг
Человек, весь день простоявший на Холме Говорения у веси Вольфингов то и дело мог бы заметить на обоих берегах Чернавы новые и новые рати; однако последние – люди из Нидермарки, Нижней Окраины – поспешали изо всех сил, чтобы не опоздать к началу Схода. Это шли Лаксинги, знамя которых украшал лосось, и было их пока еще маловато числом, ибо недавно лишь сделались они родом среди жителей Порубежья. Возок со знаменем везли у них кони пятнистые и крепкие; ну а воинство было невелико потому, что немного ехало среди них трэлов, и все они – и свободные люди, и обязанные – сидели на конских спинах и спешили вместе со знаменным возком вперед, а немногочисленные телеги с припасом, как могли, следовали за ними.
Далее сказывается, что воители Вольфинги и Биминги скоро нагнали Илкингов, торопившихся как бы не слишком. Род этот был из великих, самый многочисленный во всей Средней Марке, и к тому же родственный Вольфингам. Старцы Илкингов еще помнили, как деды их и предки рассказывали о том, что некогда род их образовался из части, отошедшей от Дома Вольфингов и оставившей Марку еще во времена, когда ее только заселяли. Когда же наконец вернулись они в Порубежье, то поселились возле остатков племени Тирингов, некогда бывшего весьма могучим, но к той поре почти вымершим от великого мора, поразившего сей род. И тогда оба дома – вернувшиеся скитальцы и те, кого пощадил гнев Богов, – соединились в единственный, умножавшийся и процветавший, заключавший браки с Вольфингами и сделавшийся великим. Пышным и славным был теперь наряд людей, выступавших под Знаменем Илкингов; повозку с ним увлекали ручные лоси, в течение многих поколений приучавшиеся к этому делу, – более гладкие и упитанные, чем их лесные братья, однако не столь сильные.
Так все три рода отчасти перемешались в пути. Вольфинги были среди них самыми рослыми и статными; ну, а темноволосого люда меньше было среди Бимингов, а между Илкингов больше; последние, похоже, успели влить в свои жилы изрядную долю чужой крови в своих скитаниях. Спутники переговаривались и приветствовали друг друга, как заведено среди товарищей по оружию накануне битвы; и речь шла, как нетрудно понять, о новом походе и о том, чем он закончится. И вот что сказал воитель Илкинг ехавшему рядом с ним Вольфингу:
