Сказание о двух братьях и неведомой Руси - страница 13

– Кого ты хочешь удивить своими фокусами? – оскалился Радомир, проведя несколько ответных атак и сумев во время одной из них ударить щитом противника в подбородок, после чего сам бросил щит на землю.

– Ах ты! – заскрежетал зубами Олег, сплюнув на землю потёкшую из рассечённой губы кровь. – Так ты понимаешь честный бой!

Он ринулся к Радомиру в надежде перехватить инициативу на ближней дистанции. Скрестив мечи вплотную, Олег сильно ударил ногой сбоку по коленке Радомира.

– Ты начал, вот и получи! – бросил в гневе Олег.

Бой продолжился, и какое-то время оба бились на равных. Грязные трюки продолжились, и вот оба оказались на земле, перекатываясь со спины на грудь и стараясь достать побольнее до лица друг друга. У Олега были разбиты губы и скула, повреждена переносица, у Радомира красовалось рассечение брови и сильно заплыл один глаз. Постепенно у Олега нарастало внутреннее беспокойство:

– Как же так, я столько раз атаковал Радомира, а ему всё нипочём?! Почему он не сдаётся? Почему не уступает? Я же всегда считал его не сильнее меня. Он же герой только среди своей своры. Откуда у него такая упёртость и злость?

В этот момент они снова стояли на ногах и наносили по очереди одиночные удары. Олегу с трудом давалось блокировать меч Радомира, и всё чаще он скидывал отводными движениями удары противника. Оба тяжело дышали, но Олег ощутимо сдавал, опираясь на меч после каждой отбитой атаки. Кисти и предплечья предательски немели – Олег смотрел на них, приказывая им взглядом поднять меч и защищаться. Он медленно отступал в направлении воеводы, надеясь, что тот остановит бой и присудит обоим победу. Всё было тщетно. Чувство приближающегося поражения стало захватывать его всё более и более, и он уже ничего не мог поделать с этим наваждением. Лицо Радомира, неизменно наступавшего с мечом, превратилось в маску ужаса, против которого протестовало сознание, пытаясь преодолеть страх порицания и стыда. Олег из последних сил поднимал свой меч, стараясь дотянуться до этой маски, разрубить её пополам, лишить противного оскала, – всё было тщетно.

«Может убежать от неё, кинуть в неё меч и сдаться?» – пронеслось в голове Олега, когда маска ужаса разрослась до исполинских размеров, издала оглушительный гром и плеснула молнией. И тогда его накрыла темнота и через неё где-то там далеко он слышал приглушённые звуки едкого, самодовольного хохота и шум улюлюкавшей, свистящей толпы.

Олег пропустил сильнейший удар по голове и теперь, сражённый навзничь, лежал на земле посреди заветной площади Детинца.

– Я тебя ещё достану, обязательно достану! – повторял он, блуждая по ту сторону сознания, из тьмы лабиринта которого ему не удавалось выбраться.

Ветер носился вокруг берёзы, колыхая повисшие ветви, будто стараясь оторвать и забрать их с собой. Олег оцепенело смотрел на берёзу, созерцая её трепещущие ветви и разлетающиеся листья. Он вяло пытался решить для себя, заодно ли он с ветром, чтобы оторвать ветви с листьями и унести эту красоту куда-то далеко-далеко. В душе Олега поселилось уныние и отчаяние.

– Я проиграл, – повторял он про себя. – Я утратил то, к чему шёл последние годы, потерпел позорное поражение Радомиру на виду всего Снежинграда. Как теперь смотреть людям в глаза, как пробиваться в дружину?

Олег сидел в одиночестве на крыльце избы, откуда открывался вид на городской амбар и протекающую впереди реку. Он был благодарен матери и брату, старавшихся не досаждать лишним вниманием, и поэтому битый час беседовал сам с собой, советовался с берёзой и ветром – единственными желанными гостями в этот день.