– Я всего лишь хотел есть! – истошно завопил пленник, брызжа слюной из почти беззубого рта. – У нас не было еды! Не было выбора!
Владимир не стал дослушивать.
Клинок сверкнул, описал дугу и встретился с шеей приговорённого. Голова, отсечённая от туловища, с глухим стуком упала на припорошенную снегом землю. Святослав, стоявший позади, содрогнулся, глядя, как алая кровь хлынула к ногам княжича.
– Следующий!
Стражники подхватили второго пленника. Тот отчаянно извивался, пронзительно визжал, но их хватка была железной. Его грубо поставили на то же место, предварительно оттащив в сторону безжизненное тело товарища, чья кровь ещё не успела впитаться в мёрзлую почву.
Не в силах справиться с ужасом, преступник издал душераздирающий вопль. В отчаянии он рухнул на бок, пытаясь затруднить для Владимира удар.
– Хочешь ли ты что-то сказать перед смертью? – повторил тот же вопрос княжич, с отвращением глядя на извивающегося у его ног мужчину.
Тот не ответил. Страх лишил его дара речи.
Владимир коротко кивнул. Дружинники подоспели и, несмотря на отчаянное сопротивление, подняли приговорённого, заставив его встать на колени.
– Моё… Моё имя Фёдор, – вдруг донеслось до княжича еле слышное лепетание сквозь слёзы. – Запомните меня. Я г-гончар…
– Жаль, что ты им не остался, – бесстрастно заметил командующий. – Прими тебя Владыка, Фёдор. Надеюсь, ты найдёшь, что ответить на его вопросы.
Свист рассекающего воздух меча пронзил тишину, и тело бывшего гончара, тяжёлое, словно мешок с зерном, рухнуло к ногам вынесшего приговор. От потока горячей крови, пролившейся на мёрзлую почву, в воздух поднялось облако пара.
Стражники деловито оттащили мёртвого за ноги, оставляя на земле тёмный влажный след.
Дружина, погружённая в мрачное, вязкое молчание, наблюдала за тем, как командующий вершит правосудие.
В одно мгновение последний разбойник оказался на коленях перед Владимиром.
Он, черноволосый и черноглазый, вёл себя иначе. Не плакал и не рыдал. Сам сделал несколько шагов вперёд, стражникам не пришлось его тащить. Спокойно встав на колени прямо в алую лужицу, он с лёгкой полуулыбкой посмотрел на палача снизу вверх, словно совершенно не боялся удара.
Приговорённому развязали руки.
– Есть ли тебе что сказать перед смертью?
– Да, мне есть что сказать, – ответил тот, улыбаясь. – Я хочу перед твоим лицом, о княжич, попросить прощения у всех добрых людей, вынужденных мерзнуть тут, на ветру, по моей вине! Я знаю, как это неприятно! Надеюсь, Зарог узрит ваши мучения и воздаст каждому за его терпение!
Святослав, стоявший позади, насторожился.
"Извиняется перед княжичем, который вот-вот отсечёт ему голову?" – с удивлением подумал он.
– Ваша доблесть и вера – это то, что нужно этим землям! То, чего ждут люди! – громко продолжал разбойник.
"Тянет время," – пронеслось в голове рынды. "Но зачем?"
Командующий и стража рассеянно слушали приговорённого, ожидая, когда он закончит.
Внезапно Святослав похолодел.
Он увидел, как пленник, не прекращая говорить, едва заметным движением достал что-то из-за голенища сапога. Холодный металл блеснул между его грязных пальцев.
Будто молния ударила в рынду.
"Нож! У него нож!"
Мгновенно приняв решение, мальчик бросился к Владимиру, предчувствуя беду.
– Княжич! – вскрикнул он.
Разбойник взмахнул рукой.
Кинжал, брошенный умелой рукой, со свистом рассёк воздух и вонзился в тело.
Дружина, застывшая в строю, охнула.
