Читать онлайн Николай Макеев - Сказание от Сатаны

Помолясь Господу, по Его благоволению, получив благословение, я, Пьер из Каркасона, начинаю сей рассказ в назидание потомкам. Мы ушли из этого мира. Идущие за нами также… Да и вам, живущим ныне, не много осталось времени, прежде чем предстанете пред светлые очи премудрого Владыки миров. Только диавол, как и агнец Божий, пребывает вечно, ведя борьбу за души человеческие. Слабые и нестойкие отходят к князю Тьмы. Сильные и мужественные – к светлому Сыну Господа нашего. Таких все меньше. А в последние времена мира земного и человеческого останется совсем мало. Остальные, с покалеченной душой, слепые и глухие к Правде и Истине, но преисполненные горделивым самомнением, стоят на перепутье. А потом с радостью устремляются в царство Тьмы. Диавол хитер и коварен. Обольщает бесхитростных умом и простоватых сердцем. Приходит к ним, прикрываясь шкурой овечьей. И редко кто увидит под ней лютого зверя, по природе своей предназначенного губить мирных и послушных.

Александр отложил лист, отпечатанный на компьютере дяди Толи. Вернее, Анатолия Ивановича, родного брата его отца – Николая Ивановича. Отец умер давно. Саша был тогда еще малым ребенком. Поэтому острота горечи той утраты притуплена прошедшим временем. А дядя Толя умер совсем недавно. Оттого, наверное, сегодня у Александра слезы на глазах и на сердце.

Когда хороший человек уходит из мира, в котором остаемся мы, еще живущие в нем, то у всех знавших ушедшего появляется чувство растерянности и пустоты. Как будто часть самих себя потеряли. Малодушно начинаем искать эту часть, только теперь понимая, насколько важной она была. Озираемся вокруг, хотя прекрасно сознаем: здесь искать бесполезно. Тогда убегаем в собственную память – проверенный и надежный способ приглушить горечь утраты. Вот и Саша, грустно улыбнувшись, начал вспоминать.

В той большой семье, которая, как рой пчел, сопровождает практически каждого из нас, где не только папа с мамой и братья с сестрами, но и дедушки, бабушки, дяди и тети, родные и двоюродные, и еще масса родных по крови и родных по семейной и личной дружбе, дядя Толя выделялся своим одиноким величием. Сам поступил на исторический факультет университета. Сам, увлекшись литературой Средневековья, выучил несколько языков, ныне практически вымерших – не только латинский и греческий, старофранцузский, но и старолангедокский. Написал несколько монографий. Защитил кандидатскую, затем докторскую диссертацию. Профессор престижного гуманитарного вуза.

Он всегда был… как бы это сказать деликатнее, немного не от мира сего. Внешне обаятельный, даже веселый, он все равно оставлял у собеседника чувство, что лишь малая часть его сейчас здесь с ним ведет беседу. А другая, гораздо большая, где-то там… Но где? Дядя Толя и сам, наверное, не мог бы объяснить.

Так вот, эта неравнозначная раздвоенность вызывала у всех, кто общался с дядей Толей, чувство ревности. Каждый из родных, в том числе и племянник Александр, неосознанно все же пытался встряхнуть дядю Толю. Привлечь его внимание к собственной персоне. Перевести из его закрытого таинственного внутреннего мира в этот, где все мы сейчас. Иногда такое удавалось. И тогда с удовольствием слушали его рассказы об удивительных историях давно минувших дней, в среде других народов Европы. От души смеялись его незлому, тонкому юмору, с радостью подхватывали песни, которые он начинал своим красивым баритоном.

Но чем старше становился Анатолий Иванович, тем реже он радовал своим присутствием родных и друзей. Все чаще и дольше пребывал в только одному ему известном внутреннем мире. Семью он так и не завел. Наверное потому, что такие люди любят только один раз, да и то не всегда человека. Дядя Толя был влюблен в литературу средневековой Европы. Она дарила ему тепло и радость общения.

При всей деликатности он был все же замкнутым человеком. Разве что с племянником своим, Сашей, общался достаточно часто и живо. Александр, инженер-физик, а теперь менеджер рекламной компании, все продолжал спорить с дядей Толей о пользе знаний давно прошедших лет.

– Я понимаю сегодняшних химиков, физиков, медиков, даже литераторов и поэтов… От них есть толк для современного человека. Они находят и приносят всем нам новые знания, которые делают эту жизнь комфортнее, надежнее, веселее. А то, что было когда-то, где-то, с кем-то, а потом забылось?.. Может, не надо ворошить прошлое? Пусть так и остается в вечном сне на кладбище памяти человеческой, – горячо отстаивал свою технократическую точку зрения Александр.

Дядя Толя, улыбнувшись, ответил тогда:

– Воспоминания о былом – как зеркало за спиной. Оглянись, всмотрись в него внимательно, и увидишь не только себя, но и то, что у тебя впереди. Однако, чтобы увидеть, надо не просто смотреть, но и понимать. Вот этим я и занимаюсь. Перевожу то, что было когда-то, в то, что есть сейчас. Даю возможность человеку современному посмотреть на того, каким он был много веков в прошлом. Умный и чуткий увидит и поймет гораздо больше, чем ординарный гражданин толпы.

Но дяди Толи уже нет. Спорить не с кем. Оттого, наверное, у Александра к чувству печали прибавилась досада – с кем теперь общаться о «высоком»? Друзья и приятели, девушки для одноразовой скороспелой и быстро засыхающей любви не годятся. Там, в их мире, все практично, прагматично и примитивно. Судьба мира и человека в нем сводится к развлечениям, курсу валюты и ожиданиям прибавки заработной платы. Или очередной «субсидии» от родителей.

Саша довольно рано, уже со старших классов школы, чувствовал, что и он, как его дядя, немного не от мира сего. Но научился умело скрывать это и изображать своего в доску парня, чтобы не выделяться и не вызывать подозрения у приятелей. В свое время дядя Толя помог устроить Сашу в солидную школу. В ней училось много детей из богатых семей, с влиятельными родителями. Вот они-то и стали приятелями. Потом не раз помогал материально, когда племянник стал студентом серьезного технического института. Хотя Александр почти всегда получал повышенную стипендию… Но разве же это те деньги, на которые сейчас можно прожить? Так и тянулись они: один – как к сыну, другой – как к отцу и старшему брату.

А теперь дяди Толи нет. Осталось завещание от него, оформленное со всей тщательностью. В нем все свое имущество, а главное, квартиру, небольшую, но уютную, в очень престижном районе города, он отписал своему «вечному оппоненту», племяннику – Александру Николаевичу. Другие родственники немного нахмурились – ведь квартиру можно было продать, а деньги поделить в только им ведомой пропорции. Правда, у каждого были свои цифры… Но ничего не поделаешь. Воля усопшего – закон!

И вот сейчас Александр сидит полновластным хозяином в квартире дяди Толи. Перебирает его вещи и вспоминает последний разговор в больничной палате. Анатолий Иванович лежит исхудавший, потемневший, с желтоватым лицом и удивительно большими глазами. Он смотрит на Александра глубоким прощальным взглядом и тихо говорит:

– Саша, ты хорошо знаком с современными технологиями хранения и распространения информации. Интернет для тебя все равно что дом родной. Хочу попросить…

Дядя Толя на минуту замолчал, тяжело дыша. У него онкологическое заболевание. Последняя стадия. Уже неоперабельная. Врачи говорят: «В любой момент может оставить нас».

– Дядя Толя, да мы вместе с вами и опубликуем вашу очередную статью в интернете. Как тогда, полгода назад. – Саша попытался подбодрить. Даже улыбнулся. Но это у него плохо получилось. Не улыбка, а гримаса боли появилась на лице.

– Нет, Саша. На этот раз не о своей статье хочу попросить. В шкафу, там, где висят рубашки, на нижней полке стоит старый темно-коричневый портфель. В нем лежит, может быть, самое ценное, что есть у меня. И для меня… Вам-то, прагматикам-рационалистам, то, что в портфеле, всего лишь «пустые разговоры на бумаге и пергаменте». А для нас, историков и поэтов, – сама жизнь и смысл ее стержневой. Там среди прочего мой дневник, который писал для себя. Так что не взыщи за стиль и недомолвки. Сам ведь понимаешь – когда пишешь не на продажу и не для обмена информацией, многое опускаешь… Душа быстро вспомнит и дополнит…

Он опять замолчал, как будто о чем-то задумавшись. Молчал и Александр. Через минуту Анатолий Иванович продолжил:

– Я оставлю тебе на счете в Сбербанке немного денег. Их хватит, чтобы издать малым тиражом книгу, а потом разослать по почте тем, кому надо. Список там же, в портфеле. А через год опубликуй на своем сайте. Как полгода назад мою статью о катарах.

Саша растерянно спросил:

– То есть ваш личный дневник… На всеобщее обозрение?

– Нет, нет! Мой дневник – это только для твоих глаз. Я о другом. Там, в портфеле, найдешь перевод со старолангедокского другого «личного послания» из далекого прошлого южной Франции. Впрочем, тогда та область и не была Францией. Была вольным жизнерадостным краем – Лангедоком. Граф Тулузский и его вассалы были полновластными хозяевами тех благословенных мест между Испанией и Францией. Вот о нем, о переводе тех записей, оставленных много веков назад достойным человеком, я и прошу тебя. Хотел было сам довести это дело… Да, видно, не судьба. Трудность в том, что они переплетены – мой дневник и откровения того, далекого от нас по времени и пространству достойного человека – Пьера-альбигойца. Вернее, мой перевод этих его записей. Я не успеваю их разделить. Вот и прошу тебя сделать это. Да, там еще… Более древняя история времен возникновения христианства. Их тоже включи в ту книгу. Надеюсь, разберешься, где чье. Хотя это не просто. Но ты же умный.

Дядя Толя вздохнул и посмотрел в дальний угол палаты. Потом неожиданно лукаво улыбнулся. И почти шепотом сказал:

– В этой тумбочке кожаная папка. Возьми ее. Там окончание перевода Евангелия… – Он запнулся. Через секунду продолжил: – Хотя врачи и были недовольны, но я все же втайне от них довел работу до конца. Пусть это будет последняя глава той книги. Переложи бумаги в саквояж. А уже потом начинай разбирать, где чье. Особых проблем не должно быть. Почти все листы пронумерованы.

Дядя Толя грустно улыбнулся и отвел взгляд в сторону. Александр начал было привычно врать:

– Да врачи говорят, что у вас дела могут пойти на поправку… Вам еще долго жить…

Но Анатолий Иванович прервал:

– Саша, сынок. Не надо… Я все знаю, потому и прошу. Жить долго хорошо. Но лучше – правильно. Когда обучаешь душу свою еще чему-то полезному, для себя и для Бога. Тому, что поможет ей благоденствовать в дальнейшем существовании. Ну, все… Иди. – И пожал на прощание руку.

Александр вновь посмотрел на лист, который держал в руках. Ясный, четкий шрифт принтера, которым был напечатан текст, совершенно не подходил к тому, что там написано. Если бы рукописный вариант, да еще гусиным пером – тогда другое дело. А тут… Компьютер, механизм и… о душе.

«Предназначенного губить мирных и послушных, – вновь прочитал он. – Много несправедливости, унижений и боли испытали мы в последние годы. Особенно тягостно то, что происходят они от тех, кто называет себя братьями нашими – христианами. Да только забыли они Христовы заповеди. Обуянные гордыней, жаждой власти и сребролюбием, переродились в слуг диавола. Называя нас еретиками, сами суть племя нечистое. Предводитель их – они называют его «Папой», – пребывающий в великом городе Риме, как когда-то жившие там до него властители, столь жесток, сколь и коварен. Под лицемерным призывом защитить веру христианскую от еретических взглядов собрал большое войско из заблудших душой, с неразвитым умом, а то и просто желающих поживиться чужим добром разбойников. Пришли они в наш благословенный край под водительством свирепого Симона де Монфора. Имя его проклято в веках чистыми верующими за кровь невинных людей, пролитую им и его приспешниками по наущению диавола, обрядившегося в одежду первосвященника. Сей преступник законов Божьих и человеческих, словно хищная птица, налетел на нас. Острыми когтями разрывал кожу, пожирая внутренности. Но перед тем выклевал глаза наши. Мы же не могли ему противиться. Ибо заповеди Господа нашего Иисуса превыше всех страданий тела и самой жизни в этом злом мире. Мы, “Совершенные”, не должны убивать и противиться злому. Подставляя другую щеку для удара, мы пытались усовестить человека. Не жалость его нам нужна, но стыд за содеянное. Увы… Этот мир создан злым богом».