–– Али думаешь, позволит матушка твоя, великая княгиня, взять тебе в супруги рабыню. Мал ты, княжич, еще, неразумен. Я ведь старше тебя намного, а тебе суждена какая-нибудь греческая княжна-ровесница.
–– Кабы думать я мог, о чем другом, – отвечает ей Святослав, – может, смог бы тогда я быть разумней.
И другие ласковые слова говорил княжич, уговаривал. Раскраснелась Малуша от стыда, от любви. Куда денешься посеред высокой травы от доброго молодца. Улестил Святослав девицу, своего добился, не спасли ни осы, ни пчелы. Понесла в тот же час Малуша.
В тот же час и Ольга о том прознала. Призвала Малушу пред свои грозны очи, разгневалась:
–– Как ты смела, рабыня, окрутить, опоясать княжича малого! Не видать тебе отныне света белого, а родишь ты урода!
И отправила Малушу в темницу, дожидаться родов младенца.
Прослышал Святослав, что пропала Малуша, побежал к своей матери да как стукнет кулаком по столу:
–– Возврати, – говорит, – мою суженную!
Отвечает Ольга-змея:
–– Коли ты на девок-рабынь заглядываешься да на мать кричишь, по столу стучишь, знать, и впрямь ты вырос, достиг зрелости. Отправляйся-ка тогда ты на радимичей, отбери их от хазарского хагана. Хватит русским землям под пятой хазарской лежать. А потом посмотрим, как с твоею суженою быть.
Родила Малуша по весне мальчика – не урода, не убого, как Ольга вещала, – прозвали его Владимиром. Вот прослышала Ольга-змея, что стала она бабкою, отняла младенца у матери, а саму Малушу приказала утопить во Пучай-реке.
Святослав в походе задержался. Не пускал его запах ненависти: то радимичи в одной веси не хотят покориться, то другая весь на своих же славян встанет. Иудеи хазарские деньгой подначивают да стращают зверствами Ольгиными. Долго ль коротко ли, покорил Святослав радимичей, взял с них дань и вернулся в стольный Киев-град. Да уж поздно.
Сразу к матери пошел:
–– Возвращай мою суженную, матушка. Я по ней уж больно соскучился.
На то Ольга ему отвечает:
–– Твоя суженная ушла к своему батюшке, а тебе вот оставила подарочек, – и протягивает княжичу сына.
Посмотрел Святослав на младенца, да ведь сам еще не вырос, что с ним делать, не знает. Отдал обратно матушке.
–– А где есть Малушин родитель? Разве жив он, не помер? – спрашивает.
Посмотрела Ольга на сына, испугалась: разве можно с таким шутки шутить – враз голову с плеч снимет, не посмотрит, что мать. Да ведь слово вылетело – не воротишь. Решила Ольга дальше кривить:
–– Как сгорел Искоростень-град, так тело князя Мала не нашли, зато сыскали ход тайный из палат княжеских да в темен лес. Знать ушел он во Хазарию, больше некуда.
Так Ольга сыну сказала, но не знала и сама, что правду говорит.
А Добрыня, коий со Святославом в поход ходил, прознал о смерти сестры от Ольгиных девок. Сказали они ему, что сама она в омут бросилась, да еще наказали, княжичу ничего не говорить. Пошел Добрыня с горя на Пучай-реку покручиниться. Тут вдруг слышит, зовет его Малуша со дна реки:
–– Братец милый, вызволи. Тяжел камень ко дну придавил, руки, ноги травы опутали.
Разделся Добрыня, бросился в воду, да Пучай-река глубока, до дна не достанешь.
Той порой по берегу Ольга-змея в коробочке проезжала. Смотрит, молодец в речке купается. Подивилась она его стати, его силою залюбовалась. Приказала, ненасытная, своим девкам-поляницам:
–– Приведите-ка его ко мне. Буду я любить его этой ночью.
Бросились в реку девки-поляницы. Увидел их Добрыня и княгиню на бережку увидел. Догадался обо всем, испугался. Эта Ольга-змея отца погубила, а теперь и его, Добрыню, хочет со свету сжить. Да оружие, меч с доспехами на бережку остались… Что делать?
