*
…Ох, и трудно же перебирать годы, утверждения, листать страницы, мысли, думы – раздумья…и… вспоминать финал кошачьих страстей.
Снова носится по причалу порта северного Финского, маленькая кара – возит грузы. Бегают радостные, беспородные.
А этот, ни Коля, ездун или ездец, как говорила Лена…
Этот, скорее просто асс – северный труженик – муравей, можно любоваться, как он ювелирно крутит баранку. И на маленькой – премаленькой площадке грузовика, в кузове, разворачивается и делает своё полезное дело. И вот уже помчались, понеслись его собачки, сейчас прыгнут к нему, и, пошёл пир горой. Кажется, и кара смеётся, радуется за эту дружную бригаду – симбиоз – машины, человека и братишек малых, хоть и беспородных.
А кошки, да что кошки, вон они у причала около морской таможни, как говорят сами рыбаки с удочками: все жители города, кошачьего народонаселения – кормятся, на причале. Но каждый знает своё место.
Иерархия. Закон. Порядок.
– Вон, видишь, котяра – поросёнок, тюлень, обжора, ходить не может уже, стервец, кот – живот, пузо.
– Толкает задними лапами – ногами, а передними лапочками, из за живота не видно – выруливает, едет – скользит, как королевский пингвин – живот – санки, или каяк, по земле, аки по воде…
Смешные они, эти коты.
Но каждый знает свою очерёдность, пока этот, хряк – кабан, обжора, племенной – не насытится, никто не двинется с места, так он, смотри, видишь, бросили ему мелочь, сидит и ждёт.
– Вот, смотри, зашевелилась, хвостиком машет, а он её лапкой, подавай живую, будто он сам её поймал, охотник, хренов. Охотится, зверь. Рысь. Добытчик беременный, мать его…
А те, вон, тощие, ну не такие упитанные, то уже чужаки. Им в последнюю очередь перепадает. Видишь, все рыбаки с удочками, их подкармливают. Зимой, правда, им не весело. А сейчас летом жируют.
*
…Эх, Крым.
…Ах, Балаклава…
…Ой, Коля…
…Последняя надежда, спасти тебя – была…Леена.
………Но ты сам себе……..
И преступник.
И, судья.
И, Палач.
Дед, седая голова, сел на лавочку, сел, закрыл глаза и, и улетел в Крым. В те годы.
Ниже чисти
Недалеко от керамического заводика был сквер. Зелень. Цветы, ручеёк, после редкого дождя. Колхозный виноградник. Там и собирались наши заводские художники, Лена и, конечно молодёжь в бескозырках, с лихой молодцеватой выправкой. Они, все вместе помогали, ребятам доблестного Черноморского флота, переносить трудности службы, так далеко от своих родных мест. Далеко и от своих родных и, конечно невест. Ну а Лена была украшением этого собрания – весёлого и грустного, и тогда она была как сестра милосердия. Но ребята не ныли и часто украшали, как они говорили сами, изюминкой народного творчества.
Спрашивают хохла.
– И кого это ты, Стёпа так обнимал и целовал вчера на проходной?
Невеста? Так ты говорил, что тебя дома ждёт краса, русая коса?
– Та нет, хлопцы. То не то… шо вы думаете, то сестра. Милосердная…Сестричка…
– Сестра милосердия?
Ага, милосердная… Знаете хлопцы, такааая милосердная.
Смех до слёз. И радость, что не зевает Хомка – ясно, это не ярмарка…
– А было так.
Она, броневая защита ребят – подводников, в мгновение ока, перевоплощалась в защитника.
Сначала – гремучую, потом шипящую кобру, затем на пианиссимо, играла – Лена – Мурена.
…– Ты, не состоявшаяся лысина, пропела она мне. Вспомни свои записи. Сам видел, и записал.
Ну, вспомни свои записи. Я, тогда пришла домой и всё записала себе, в свою тетрадь. Сила там такааая…
