Сказания о недосказанном - страница 107
Вот и прошли минуты.
Перевернул кверху ногами, пробирку – часы и, и снова пошло время. Увы. Наше время не песочек и не колбочка – часы… Память. Вот наша копилка.
Память. Что ты записала, занесла в свои затаённые укромные уголки святого хранилища? А там, вот они, воспоминания весны человека.
Детство.
Школа.
Ремесленное училище.
Вот я уже судосборщик. Военный судостроительный завод. Пролистали страничку, четыре года, два – учёба, два – трудовая доблесть.
Художественно – промышленное училище. Тонкое ремесло резчика по кости…ещё пять лет.
Педагогический университет.
Ещё пятилетка, но уже не Сталинская…
Работа в художественной школе для особо одарённых детей.
Первые выставки, статьи в газетах. Первые рассказы в областных газетах. Творческие вечера в редакции и выставочных залах. Писатели, художники, музыканты. Педагогика Макаренко. Наши понятия задач педагогики.
Мама.
Почему то вспоминается она.
Все мы, часто там, в спорах сравнивали своих родителей почему-то с Макаренко…
В отпуск я приезжал домой и мама, как в детстве, мыла мне голову. …Виноградная беседка, тазик с колодезной водичкой, а рядом бегали малыши, племянники и смеялись, такой большой, а бабушка, своими руками, как маленькому… хихихи, да ха ха ха…
А мама, считала.
Отмечала мои первые сединки…
Она, очень осторожно, пыталась их, эти седые, первые, вычеркнуть. Убрать. Задержать то, что надвигается, на её сыночка…
Хочется.
Хотелось, хоть немного, хоть чуть-чуть, задержать, сохранить его, своего сына тем, молодым пацаном. И она гладила седеющую макушку, своими согнутыми временем, тяжёлой работой и годами. Своими натруженными святыми ладонями.
И всплывают в памяти строки из сборника орловского поэта Виктора Дронникова. Они всегда со мной, они всегда во мне, когда я думал там, так далеко от Крыма, думаю и сейчас о ней, – маме.
И звучат они как грустная песня и укор … « На твоих равнинных, ласковых ладонях, если б знали гнёзда свили соловьи…»
Литературные вечера.
Спорим, говорим о задачах, назначении искусства, литературы и, почти всегда, о детях и родителях.
Вспоминаю маму морозной зимой в мастерской, в северном холодном городе. Снег засыпал сугробами до самых окошек. Метёт пурга, свистит за окном ветер, а они, эти тёплые слова, здесь, со мной. Во мне.
Почему я их не подарил маме, её сердцу тогда.
Поздно.
Теперь уже не услышит.
Совсем недавно. Совсем неожиданно. Она ушла. Ушла в мир иной.
И не капнет моя замороженная слезинка на её ласковые ладони.
Не загремят битым стеклом эти осколки в моём сердце запоздалой памяти.
Не отогреет этот лёд, тёплая, святая, материнская рука.
Смертельный заплыв
В селении Ульяновка плещется красивое бирюзовое озеро. И как его только не дразнили, всякими кличками, обзывали и Байкалом, и Плещеевым.
Купались все, кто приходил, приезжал и местные. Были и такие, те, которые не принимали на душу винус, спиртус, денатуратис, говорили что – лечат эти воды – там живут водороды. Были и, которые не лечились сероводородом и не принимали на душу, а просто ушли навсегда к русалочкам, на постоянное пребывание. В их танцующее окружение, просто ушли и концы в воду. Даже водолазы Севастопольские, размахивали руками и говорили, что их, утопленников, нет. Как будто корова языком слизала. Неет и точка. Но вот правда, чего нет, того нет. Останков кораблей, которые нырнули безвозвратно в мировом океан-море, не обнаружено. Значит, и связи с океаном нет. А на Байкале, есть. Но куда же девались те храбрецы, которые ушли и не возвратились. Что там, на дне так долго ищут. Что потеряли.