– *Уходили в поход партизаны, уходили в поход на врага.* После исполнения почти гимна – клятвы, вооружённые копьями, ну это камышинка и на одном конце этого копья метёлка от камыша, а другой конец этого оружия остро заточенная камышинка.
И вот.
После ритуала клятвы нужно было по этим густым зарослям пруда искать и найти немцев, по нарошке, конечно, и, вперёд. По льду, среди этой почти тайги, как нам казалось, искали притаившихся врагов. Вся прелесть и задача этой войны была найти, настигнуть и кричать, сдавайся фашистская морда. Ну а потом дружеские пожатия с *немцами*или кулаки, перед носом победителей и побеждённых. Весь секрет и тайна была заложена стратегами этого действа. Перед скрытым входом в палатку врагов,…– ловушка.
И, тот следопыт,– недотёпа, который терял бдительность и попадал в ловушку, – замаскированную прорубь, и, пошла рукопашная, уже без правил,…конечно, кулаки и ноющие, совсем не мужественных партизан, со слезами, потом слова совсем не из клятвы,
– А мы так не договаааривались…
Ума хватало ненадолго, снова купели и ой мама, я больше не буду…
Влетевший в маленькую прорубь, хоть ума хватало, не делать ловушки на глубине,… пожалел волк кобылу, и, конечно, счастливый партизан или двое, были в грязи и замёрзли как цуцыки,– так мама говорила.
Пришёл домой, отогрели, горячим, оказался, ремешок, чтоб больше не прыгал в воду, не зная броду, а тем более, ледяную. Так вот дома меня привели в чувство, отскребли глиняный шликер, командировали на русскую печь, а, что бы срамоту прикрыть, тогда ещё не разводили в теплицах сознания – нудистов, одели мамины безразмерные рей ту зы, а резинку затянули на самой горлянке моей, что бы не свалились ненароком. Я брыкался, пытался их спустить, хотя бы чуть пониже – ниже, пониже моего горла, но мама показывала и не только визуально, а практически, ремешок.
… И вот, пока я не заснул от тепла русской печки, много маялся, и, казалось, задыхался. Тогда эта антипатия и влезла мне в мою светлую головку. Почему светлую? Да волосы у меня были белые – белые. Вот она где истина засела, антипатия, нетерпение к рейтузам.
Сынок, чуть подрос и стал понимать, что такое трусы, рейтузы. Ему, когда напялили на его две половинки – вопил, капризничал, пытался их стащить и куда-нибудь выбросить или даже прятал в печку, когда, правда она не горела, в надежде, что они сгорят. И тут мы взялись за голову, припомнить какими трусами мы могли его нервную систему привести в такую дурацкую антипатию к такой, не совсем конечно, парадной одежонке. Ему ещё и не показывали шорты, шаровары или скажем галифе. Особенно чёрные, хотя я помню, эти рейтузы мамы были бирюзовые, но вызывали такую бурную антипатию или даже, ненависть, и долго же, я, потом приходил в своё нормальное состояние.
Потоом, когда, годами позже, читал о генной инженерии, слышал, что детям передаются по наследству те радости или горести, которые переживал его родитель.
Вот она, причина.
И тут только вспомнил о своих трусах, которые мама шила в те далекие, даже ещё и не юные годики. Теперь о них по большому секрету, может и всему свету, поведаю.
Правда, то были скорее трусы, но родственники этих самых, маминых.
Война закончилась, а проблемы, как результат войны, были.
Мануфактура. Это то, что было только у спекулянтов, но очень дорого. А спекулянты, их сейчас дразнят, ну кличка такая, бизнесмен, перекупщик или просто посредники, а по нашему – спекулянты, воры, обманщики.
