Сказания о недосказанном - страница 99



И вот наступил тот самый день, когда наши трусы получили по полной программе ремня и более того. Да трусам то что, а место, которое под трусами щекотало, жгло и болело.

По всей этой Счастливке, не знаю, а мой дедушка и мама всегда, перед тем как сделать очередную внушительную беседу с помощью ремешка, лёгким движением рук, трусы спускали, причём молниеносно голову между ног, коленками держали за ушами прямо по шее. Чтоб не удрал.

Когда в университете, мы изучали предмет анатомия, назывался, я это место точно определил, таак, на всякий случай, воспоминания о временах обучения, совсем не по системе великого педагога Макаренко! Так вот это место, где помещались колени узурпатора, ой, нет, опечатка, любимого воспитателя – родителя, находились между…грудиноключнососцевидными мышцами и, и выше около ушей – портняжными мускулами. А, а трусы, вниз и слова песни были такие – « срака зарастёт, а мануфактуру жалко»…

Потом, щекотало так, что и море не в милость. Водица то солёная, а пруд был, да не один с пресной водой, были целых два, но там жабы – лягушки -шкрекуды, так мы их дразнили – квакали, такая тина была и ряска, зелёные, прямо изумрудная зелень, красивая, как у Айвазовского.

Прудики эти разносили аромат тухлых яиц и болота, хотя и раки водились, но в эту водичку нам, после моря ух, как не хотелось отмачивать свои потревоженные, не совсем большие и не окрепшие, ещё ягодичные мышцы. А ещё раньше, в художественном училище я узнал, как величали художники и медики, наши многострадальные сиделки – большие и малые ягодичные мышцы, и не только им, досталось в этот день по полной, непедагогической программе, и уже без системы научной.

Наш мучитель, Филя, садовод и сторож, дал рекорд в беге по пересечённой местности с полным боевым снаряжением.

А мы, конечно, были и без снаряжения и без средств защиты, если не считать наши драгоценные намёки на трусы, а скорее это был парафраз на тему – фиговые листочки, модные когда-то, да и сейчас, на шикарные, костюмы для Крыма и южных широт – костюмы Адама и его любимой девственницы – Евы, – искала, и нашла же, чем соблазнять…– яяаблочками…

Сейчас это в моде, а тогда звучало во всё услышание всей деревни – страмотааа, не больше и не меньше. Плавки не шили и не продавали, а наша мама слепила что – то типа полосочки тряпочек, хоть и цветастых и краснобелых, – белые горошины на ярко красных полянах, как флажки при охоте на волков, сейчас это позорище называют стринги. И вот наши самодельные прародители этого намёка на трусы, которые чуть-чуть прикрывали нашу наготу и, и может быть, будущие инструменты детородных органов, как потом мы узнали, много лет спустя.

В нашей деревушке фиговых листочков не было, не росло, но в таком намёке, на одежду, нас бы совсем заклевали и не только драгоценный наш Филя…

Носились по всей деревне в поисках, как говорят в народе, ищет на свою жо..,ой, попу, приключений.

Первая попытка полакомиться арбузами закончилась полным поражением.

Демьян был из семьи, которую и семьёй – то не называли – они даже на маслозаводик наш, деревенский как – то попытались днём ясным, попробовать, продегустировать, маслица или хотя бы сметанки, но зашухарились и ушли, походкой, почти парадной, как спринтеры на стометровке.

И вот мы с братом, по пластунски, пошли – поползли мимо окошек правления. На самой границе, где уже блестели как лысина у безволосого, как его дразнили, босой на голову – главбух. Он вылез через окно наполовину. Эта махина ростом с Гулливера, начала кричать, а они, арбузики, уже блестели, да так аппетитнооо. Попа знала, чувствовала своим сердечком, когда оно убегало в пятки – нужно драпать, как мы тогда говорили. Убегать то некуда. Дереза впереди, ещё и колючки – кирцы, их имя. Слева уже конторские бегут. Что делать? Рванули сквозь дебри не Уссурийского края – сросшейся дерезы. Мы дали такого стрекача!