После обеда мы загрузили безотказную Карлу, заехали в пару магазинов за продуктами и вернулись ко мне. На этот раз мы осмотрели квартиру внимательно. Гардеробная – прежняя кладовая – была полна одежды, меня особенно поразило, что она висела в пластиковых чехлах, как в магазине. Порядок повсюду был идеальный: в кабинете на столе ни листочка, на кухне все разложено по банкам, морозильная камера полна пакетов.
– Аккуратный, зараза, в мужике это даже противно, – сказала Юлька
раздраженно. – Слушай, а не принять ли нам по маленькой для успокоения? Здесь в баре целый винный магазин.
– Ты что, это же чужое!
– Можно начать жизнь взаймы. Не прельщает? Ладно, тогда устраивайся, а я пойду. Ой, чуть не забыла: твои документы!
Юлька вышла в коридор и вернулась с потрепанной коричневой папкой.
– Звони, если что. А главное – никому не открывай.
Проводив ее, я закрыла двери на все запоры и вернулась в гостиную.
***
Странная это была комната: дорогие шторы, дубовая массивная мебель под старину, кожаные кресла, диван – хотя мне никогда не нравился этот стиль, общее цветовое решение следовало признать удачным. Здесь не хватало лишь тех прелестных мелочей, что делают жилплощадь домом. Как я буду жить в этой чужой квартире? Моего прошлого в этих стенах не было, Олег никогда не ступал по этому паркету, зеркало в спальне не отражало наших ночей – это была бездушная квартира, квартира-ловушка, но какую жертву она подстерегала?
Неожиданно мне ужасно захотелось выпить, глотнуть чего-нибудь покрепче и забыть обо всей этой дикой ситуации. Я открыла дверцы бара, там на самом деле стояла масса разных бутылок, я взяла ближнюю – мартини – она была уже открыта. Конечно, брать чужое нехорошо, а так со мной обходиться – это нормально? Решительно выбрав подходящий бокал, я ополоснула его и вернулась в гостиную.
Звонок прозвучал внезапно и резко, я замерла, словно застигнутая на месте преступления. Быстро убрав все на полку, я подошла к дверям. С лестничной площадки в глазок таращились два парня в кожаных куртках.
– Вам кого? – спросила я, не открывая.
– Слесарев дома?
– Нет его.
– Отвори, поговорить надо.
– Еще чего! Сказала же: нет его.
Я закрыла деревянную дверь, но зазвонили снова, долгими требовательными звонками. Я разозлилась и вновь заглянула в глазок.
– Я же сказала: оставьте меня в покое. Или милицию вызвать?
– Да мы просто поговорить.
– Я вас не знаю, и говорить нам не о чем. Не угомонитесь – звоню в милицию.
Захлопнув внутреннюю дверь, я решительно вернулась в комнату и плюхнулась в кресло. Однако уже через пару минут поняла, что должна чем-то заняться: храбриться-то я храбрилась, но визит кожаных дуболомов меня доконал. К чему лукавить, конечно, я испугалась, хотя и не могла определить, чего именно – ведь не девяностые же на дворе. В таком мерзком состоянии я не находилась уже давненько.
Так: подойди к зеркалу и внимательно в него посмотрись. Нравится то, что ты видишь? Категорически нет. Ты на глазах превращаешься в описанную классиком дрожащую тварь, причем дрожащую в самом что ни на есть прямом смысле. А что делает человека человеком? Работа. Ответ засчитывается. Вывод: займись делом или хотя бы его имитацией.
Послушно, как всегда в таких случаях, я прикинула возможные варианты и поплелась в коридор, где стояли все пять моих огромных сумок. Срочно следовало отыскать хотя бы самые необходимые вещи, поэтому я принялась переволакивать свои кофры в комнату и как раз заволокла третий, когда телефон зазвонил снова. Опять срочно и позарез требовался Слесарев.
