Тэмен смотрел перед собой и пытался нащупать хотя бы толику того, что он чувствовал когда-то в своём отце. Уверенность, устремлённость, жажда, непримиримость, умение подчинять, властвовать – но находил лишь бледные призраки этих качеств. Он втайне ненавидел себя за то, что внутри у него было пусто. Но он не знал, как воспитать в себе волю добиваться того, что смог сделать отец. Ему всё досталось просто так, потому что этот скрюченный старик поддержал именно его, когда Саммариуса убили. Он не мог представить, чем нужно обладать, чтобы добиться той безграничной власти, к которой пришёл его родитель. И Верховный явно не был столь свободен с отцом. Как и все, он ползал перед ним и не смел сам принимать никаких решений, помня о площади возле Западных врат Дворца. Так трудно быть тенью тирана. Трудно, потому что ты не можешь быть собой. Все ждут от тебя, что ты будешь таким же, как он. На худой конец, хотя бы чуточку милосерднее. И за всем этим ты умираешь, закованный в броню образа, надетого на тебя окружением.
А был ли он?
Кто он такой?
Кто такой Тэмен Йомера?
На раскинувшемся во всю стену гобелене в кабинете Начальника Отдела особых поручений его Верховного Преосвященства была история, которую вряд ли можно было прочесть в околокультистской литературе или в библиотеках орденов. Это была всем известная «История девы Годриции, впервые испытавшей страх», но она имела некие отклонения от канонического образа и в глазах Инквизиционного отдела могла бы выглядеть настолько странно, что обычного человека, несомненно, довела бы до костра. Но никак не Альберта Септа. Служитель Септ любил такие памятники эпохи. Это всегда напоминало ему, как легко впасть в ересь при виде искусно исполненного «доказательства», а ведь для многих людей и не требуется ничего больше, чем красота. По их мнению, в красоте сокрыта истина и поэтому она не может лгать.
На гобелене Годриция гуляла по горам вокруг Живой долины. В канонической истории она становилась свидетельницей камнепада, докатившегося с вершины до самого Сердца и нанёсшего ему первую «рану». После этого женщина испытала «священный испуг», давший начало строительству «стены», а за ним и рождению Города. На гобелене же Годриция просто опирается на большой валун, грозящий скатиться в долину, а затем неуклюже пытается на него залезть, что и стало причиной камнепада, нанёсшего «рану». Такая маленькая деталь – и такая философская пропасть пробежала по умам людей, имевшим несчастье столкнуться с ней.
Альберт хранил много таких артефактов, изъятых у того или иного любителя альтернативной истории. И не то чтобы он был рьяным сторонником официальной точки зрения, которой придерживался Культ. Он был достаточно умён, чтобы понимать, что истину не найти ни в сочинениях Последнего Поэта, ни в библиотеке Культа, ни даже на этом гобелене, подаренном ему самим Верховным в знак наивысшего доверия с, как он выражался, ироническим подтекстом.
Поэтому Септ предпочитал делать свою работу и не думать о политике. Альберт верил в тех, кто был у власти, ведь если они к ней пришли, значит, на то были причины и качества их характера, позволившие им этого добиться. Ему нравились загадки. И все эти предметы ереси были маленькими загадками, оставленными им для своих посетителей, впадавших сначала в лёгкое, а затем в глубочайшее недоумение хотя бы от пресса для бумаг, где с особым изяществом были изображены первые аэросани – их несли на себе несколько закованных в цепи парящих осьминогов.
