Взметнулась ткань, открыв дорогу,
Что в шёлке пряталась слегка.
И, словно крылья мотылька,
Улыбка губы озарила.
Она как прежде стала милой,
Кого я вспоминал в разлуке,
Чьи представляя нежны руки
К щекам своим прижать мечтал.
Я любовался. Не дышал…
Я протянул тихонько руку:
Дотронуться б! Но тут от стука
Я вздрогнул. Ворон на оконце
Взлетел и заслоняя солнце
Уставился, лишь «Кар» сказав.
Иль может в спешке я не прав?
Его прогнать я не пытался.
Взгляд перевёл и постарался
Вновь погрузиться в то, что было.
Она стояла, как застыла.
Огнём горели лишь глаза.
Вот всполох грома, и гроза
Её словно толкнули в спину.
Один лишь шаг, и вновь застыла.
Как лебедь протянула руку
Ко мне навстречу, и разлука
Враз отступила между нас.
За окнами уж свет погас…
И вновь раскат её толкает,
От ветра платье вверх взлетает,
Передо мной живое тело.
Не устоял. Шагнул я смело,
К себе прижал, срывая ткань.
И прошептал:» Моей ты стань».
Она в ответ лишь промолчала,
Но вот дыханье глубже стало.
И аромат пошёл от кожи…
Как хороша она. О, Боже!
Волшебна и прекрасна стать.
Не удержаться! Целовать
Её я начал от коленей…
Она в истоме? Или в лени?
Стояла статуе подобно,
Стерев, что было столь условно,
Позволив мне себя любить,
С одним условьем – не корить.
Я целовал её всё выше,
Вот с придыханием уж дышит.
Откинулась под альков белый.
Порыв мой стал куда как смелый…
Сквозь веки вижу я огонь…
Но лишь к губам: «Вот их не тронь.
Сгоришь как в огненной гиене,» –
И словно набегают тени,
Крылом прикрыть стараясь тело.
Нет. Не отдам. Целую смело.
С усилием стремлюсь к устам.
Победа здесь, победа там…
Она в руках как птица бьётся,
Но затихает. Знать сдаётся.
Клыки царапают мне кожу.
Тебе под стать пусть стану тоже…
Лишь искры сыпятся из глаз.
Салютом осыпая нас.
Кровь на постели – ноет тело.
Меня солидно всё ж задело.
Следы клыков, когтей, огня…
Ты будешь только для меня!
Вдруг снова вспышка за окном.
В момент ослеп, но тот же дом…
Клоками волчья шкура сходит.
Мольба в глазах меня уводит
Туда, где было всё сокрыто.
Что стало явью и разбито.
Заставило бурлить что кровь,
И что свело с тобой нас вновь…
Тут ворона я снова вижу:
Тот свил гнездо под самой крышей.
Он осторожен, а во взгляде
Презренье и вниманье. Ради
Остатков пиршества он здесь,
Хоть горд. И соблюдает честь.
Лесная Дева как волчица,
Из ран сукровица сочится.
Её слизать сама не может.
Я к ней. И страха нет. Лишь кожа
Её по-прежнему манит…
Не портят раны дивный вид.
Я, словно волк, схватив добычу,
По телу Девы снова рыщу,
Убрав всю кровь из каждой раны,
Очистив их. И первозданным
Вновь наслаждаюсь бытием,
Мечтая, всё же о своём.
И тут она глаза открыла:
– Ты помнишь всё, что раньше было?
За каждый шаг платить должны мы…
– Да! Я тобою одержимый!
Весь год не мог ни есть, ни спать, –
Она привстала, но кровать
От наших тел тепло хранила.
Глаза в глаза: «Ты помнишь, было…»
Как хороша, и как ранима!
Близка, желанная и любима!
Как можно было устоять?
Теперь уж нечего терять.
И мы меняемся ролями:
Теперь я – волк, и между нами
Барьеры сломаны навечно…
Я знаю, жизнь так быстротечна!
Лишь на мгновение, на миг…
И ворона далёкий крик…
Венчает таинство лесное
Соитие страстей такое,
Что всё в реалии стирает.
И только Дьявол, может, знает,
Что вечность длится словно миг.
А пролетит… И я старик.
А Ведьма в сказках Лукоморья,
Что вдалеке стоит от взморья,
В себя впитав, во мне что было,
Красивой будет вновь и милой.
Я ж буду тихо умирать,
За то, что смел её познать…
