Я возгласила все три песни, голос мой звенел, как колокольчик на ветру, Очаг засветился ярче, свет его по залу разлился, будто солнце в замок вошло. Тени из мира иного влетели в зал, закружились в танце, но уже не тоскливом, а радостном, их силуэты засветились, будто искры в них зажглись. Повелитель ветром махнул, плащ его заколыхался, и тени улетели к Очагу, что где-то в граде ждёт. Жезл мой дрогнул, руны новые засияли, свет их мягкий, как заря, а клубок подпрыгнул, довольный, будто в ладошки хлопнул. Серко язык высунул, глаза блестят, как звёзды, и говорит:
– Ну что, Странница, ветры теперь не плачут, а поют! А тени-то к свету ближе стали, молодцы!
– Да, Серко, – отвечаю, улыбаясь, – сила природная нас вела, ещё шаг к Очагу сделали. Идём, путь наш долгий!
Вдруг Феникс прилетел, крылья запылали, перья искрами сыплются, как звёзды падают, и говорит:
– Ну что, Странница, пятая сказка спета. Малый Очаг у тебя , да вернуть его на место, чтоб разгорелся он всей своею силую – твоя задача. А нить новая ждёт – веди к пустыне, где пески шепчут!
С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на пустыню далёкую, где пески истории сказывают. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди – тому свой черёд!
Сказки Феникса: Сказка о Пустыне, Где Пески Шепчут Слаще Мёда
Слушайте, добрые люди, сказание моё, что поведал мне Феникс, Носитель Сказок, на крыльях огненных своих, а я, Странница, поведаю вам, как было то в путях моих, чудес исполненных. Шла я по землям бескрайним, где тени времён плетут узоры древние, где дыхание прошлого зовёт к себе. В руках моих жезл ясенный, вырезанный из древа древнего, что дышит магией миров, а за плечами – Очаг, светлый камень, горячий, да не обжигающий, что несу я теням, ждущим света в бездне. Рядом Серко, волчонок мой верный, ушки торчком, всё нюхает, да хвостом виляет, лесной дух в нём живёт. И вела меня нить светлая, что слетела с крыла Феникса, к пустыне златой, где пески сияют, будто солнце в них запуталось.
Долго ли, коротко ли шла я, а вышла к пустыне широкой, бескрайней, где барханы стоят, как волны морские, да ветер поёт, как голос предков в ночи. Солнце пылало в вышине, будто глаз Феникса следил за мной, а песок скрипел под ногами моими, словно шептал тайны свои. Устала я, присела на бархан, и плащом бархатным, вышитым знаками таинственными, укрылась от ветра холодного. Очаг в мешке моём тлел тихо, тени шевелились, ждали, а Серко рядом лёг, носом в песок уткнулся и говорит:
– Ох, Странница, пахнет тут старым ветром, да ещё слаще пирогов на ярмарке! Чую, беда али чудо впереди!
И тут пески заговорили.
Сначала шёпот тонкий, как нить паутинная, прошёл по барханам, а после голоса их сплелись в песнь, сладкую, как мёд с цветущих склонов, как дыхание весны в зимнюю стужу. "Останься с нами, Странница," – пели пески, – "послушай сказания наши, что не слыхала ни одна душа живая, ни один ветер вольный, ни даже леший на своих посиделках!" Серко ушки навострил, хвостом по песку шлёпнул, а я, грешным делом, замерла, ибо сладость их слов в сердце моё пролилась, как вино в чашу на пиру веков.
И начали пески сказывать.
Первая сказка их была о караване, что сгинул в бурю песчаную. Поведали пески, как купцы шли с товаром богатым – шелками, да пряностями, да горшками расписными, а буря их накрыла, будто шапкой-невидимкой. Верблюды, упрямцы горбатые, плюнули на ветер, да в звёзды обернулись, сияют теперь в ночи, а купцы ветром стали, да так резво закружились, что до сих пор над барханами танцуют, шелка свои роняя. "Видела б ты, Странница," – пели пески, – "как один купец, носатый, что твой Серко хвостом, в звезду угодил да там сияет, носом путь караванам указывая!" Увидела я в очах своих их тени, что плясали в вышине, и ахнула, ибо краса та была дивная, как узоры на крыльях Феникса. Серко хмыкнул и молвил:
